– А УЗИ? – без надежды спрашивает он у сестры, что сидит рядом. – Что УЗИ?
– Ничего подозрительного, Палсемёныч.
Ничего подозрительного. И Палсемёныч обречённо возвращается к рентгеновскому снимку, но через секунду сдаётся.
– Н-да… – опять это «н-да». – Что-то не нахожу я у вас здесь золотовалютного резерва нашей страны.
И звучит это теперь совсем без иронии.
– А вы уверены вообще, что они, – доктор кивает на прозрачный пакетик, – настоящие?
– Я велосипед дочке купил, – бурчит Кашкин, который ненавидит доказывать правду.
Доктор откладывает снимок. Снимок предал доктора. Снимок не показал, где же внутри Кашкина печатный станок. И доктор выносит приговор:
– Боюсь, – со вздохом, – медицина тут бессильна. Во всяком случае, областная.
И добавляет, застенчиво поведя плечом, и Кашкин видит в этом движении сокрушительное бессилие медицины:
– В райцентр вам. А ещё лучше, в Москву сразу. Направление мы вам выпишем.
Без ножа просто режет, по живому.
– Но что-то же можно сделать? – паника в голосе Кашкина.
Доктор молчит.
– Ведь когда я, – Кашкин запинается, чтобы подобрать слово поприличнее, – когда… они… ну, выходят, то больно очень. У них края такие острые. И жёсткие.
Теперь мольба уже в голосе Кашкина. А доктор Кашкину почти завидует. Доктор не понимает, почему такому дураку такое счастье. И сестра ещё тоже:
– А когда монеты со звоном высыпаются, то монетный двор прямо!
И с хихиканьем смотрит то на Кашкина, то на доктора, то на доктора, то снова на Кашкина. Но скоро понимает: юмор не оценили, и напускает на себя важный вид:
– Что писать-то, Палсемёныч?
Палсемёныч не знает, что писать. Палсемёныч вертит в пальцах шариковую ручку, подносит ко рту, грызёт колпачок. Совсем как застрявший над задачкой школьник. Наконец растерянно поднимает плечи и выносит решение, уставившись в пустоту:
– То и писать: валюторея.