Танина бабушка ждала, книги были перевязаны, уложены в ровные стопочки: Гоголь с Гоголем, Пушкин сам по себе, Тургенев с Лесковым. Ждала Зина. Ждала и Танька.
Долго.
Наконец-то Зина выдохнула и шагнула из февральской стужи в знакомую машину к такому почему-то знакомому лицу, таким родным рукам. И чуть не бросилась на шею от радости, что сдержал обещание и не забыл. Сердце заколотилось, как сумасшедшее.
«Давайте знакомиться», – предложила Зина. «Гена», – сказал Гена.
«Зина, – просто ответила она. – Я учусь в университете на экономиста. А вы?»
«Давай на ты, – предложил Гена. – А я работаю на «Химпроме» в гальваническом цеху».
И опять замолчал надолго. Слово «гальваника» у Зины ассоциировалось с космосом, а Гена стал для нее космонавтом.
Не знал Гена, что там напридумывала Зина. На самом деле он был простым рабочим парнем с вредного производства, получал на то время кучу денег, любил простые человеческие радости: регулярный секс, хорошую выпивку, а к ней приличную закуску, рыбалку и телевизор.
Пока пробирались по ближним дворам к знакомому Танькиному дому с ее вымышленной библиотекой, Зина осмелела и провела разведку.
Живет один в общежитии, переехал из Ростова, работает по двенадцать часов посменно, в перерывах копается в машине или таксует – просто так, от нечего делать, но деньги лишними не будут. Машину Гена свою любил, называл ласточкой, обращался с ней нежно.
Книжки забрали, перевезли, перенесли, сложили в коридоре.
Пригласили Гену чайку попить в благодарность за помощь. Зина начала метать на стол бабушкино варенье, булочки, принялась строгать колбасу, а сама все разглядывала толстый мохеровый свитер, щеки, уши, руки.
«Ну, спасибо», – сказал Гена. «Тебе спасибо», – просто ответила Зина.
В коридоре замялись оба, не зная, что сказать. Одежда зимой – целый процесс.
«Ну, я пошел…» И ушел…
Внезапно затрезвонил телефон.
«Ну что?» – радостно выдыхала в трубку Танька.
«Да ничего! Книжки принесу потом. Пока…» – загрустила Зина.
И это было впервые с Зиной, когда она хотела, а он – нет.
Раньше у Зины жил попугай. Звали его, как положено, Гоша. Был он маленький, волнистый, зеленого цвета.
Сначала долго молчал – думал. А потом как-то сразу заговорил, и много, и очень понятно. «Гоша – хороший! Гоша – молодец!»
Больше всех он любил бабушку. Она чаще всех бывала на кухне, да и дома вообще была чаще всех и дольше. «Бабу люблю», – говорил Гоша. Она делилась с ним морковкой, разрешала сидеть у себя на плече и перебирать волосы. Для Гоши это была высшая степень его признательности и доверия.