Вытерев руки о накрахмаленный белый передник, няня принялась перечитывать письмо, хотя просмотрела его уже трижды. Виктория сияла от счастья. Правильно она сделала, что пришла сюда.
Неожиданно пожилая женщина нахмурилась:
– А почему ответ адресован В. Бакстон, а не Виктории? Да еще и с припиской «многоуважаемый»?
Девушка запила последний кусочек булочки чаем.
– Хм? А, да. Я подумала, если подписаться полным именем, кто-нибудь меня вспомнит или догадается, что я дочь сэра Филипа. Я горжусь работами отца, но все же хочу добиться признания благодаря собственным заслугам.
– Весьма похвально, – пробормотала няня Айрис. – А других причин не было?
– Ну, я подумала, что так подпись выглядит солиднее. В. Бакстон. Разве нет? – Виктория широко улыбнулась, но при взгляде на лицо старшей подруги улыбка растаяла. – Что-то не так?
– Значит, этот редактор, Гарольд Л. Герберт, не знает, что ты женщина?
– Видимо, нет, – признала Виктория. – Но разве это имеет значение?
– Нет, конечно нет, – твердо согласилась няня Айрис и потрепала девушку по руке.
Тем не менее у Виктории зародились сомнения. Если разницы быть не должно, это не значит, что ее нет.
* * *
Над Саммерсетом нависло тяжелое зимнее небо – такое же унылое и тусклое, как настроение Ровены. За несколько недель после отъезда Пру старшая сестра выработала для себя целый набор привычек, призванных как можно меньше занимать ум и сердце. В последние четыре месяца столько всего произошло: умер отец, сестры лишились дома, где провели детство, сбежала Пруденс. Пустота казалась намного предпочтительнее безустанного хора сомнений и поисков своих ошибок.
Ровена снова подняла глаза к небу. При воспоминании о поцелуе на замерзшем озере пальцы бессознательно коснулись губ. Она не видела Джонатона уже несколько недель. Даже небо над аббатством Саммерсет казалось пустым и тихим без рева аэроплана. После разговора на катке пилот без объяснений забросил еженедельный ритуал. Ровена гадала, не обернулись ли попытки Джорджа положить конец ее дружбе с братом неожиданным успехом. Старший сын Уэллсов, казалось, возненавидел девушку, стоило ему узнать, что она носит фамилию Бакстон.
Она прикрыла глаза и выдохнула имя: «Джон».
Попыталась вспомнить небывалую синеву его глаз или то, как растягивались тонкие, четко очерченные губы в адресованной ей одной улыбке, но видела лишь расплывчатые образы. Их тут же вытесняло воспоминание о полете. Оно сохранилось в памяти во всей полноте: трепет при отрыве от земли и парящая легкость над облаками. В небе Ровена чувствовала себя свободной, не связанной никакими обязательствами, словно оставила все проблемы внизу. Воспоминание всплыло так отчетливо, что ей даже почудился порыв холодного ветра.