День превратился в вечер, а вечер почти перешёл в ночь. Ноги вынесли меня на небольшую площадь; когда-то вымощенная полированной, наверняка ярко сиявшей на солнце брусчаткой, сейчас она вся покрыта толстым слоем грязи и мусора. На одной из куч облезлые бродячие коты дерутся за полусгнившую голову рыбы. Высокие стены домов нависают над маленькой забытой всеми площадью, хищными птицами падая сверху. Над головой остался лишь маленький клочок неба. Небо… оно всегда манит, игриво подмигивает звёздочками и дарует силу пережить липкие объятия ночного мрака. Но здесь даже оно кажется тусклым и блёклым. Кажется, даже оно, всепонимающее и всепрощающее, отвернулось от этого мира.
На противоположной стороне видна серая потрескавшаяся стена. Кто-то когда-то пытался сделать её белой, но это было так давно, что следы той давней попытки почти неразличимы. По бокам от высокого входа стоят две разбитые статуи. Вырезанные из легчайшего белоснежного мрамора невинные девушки мило улыбаются, приглашая войти. Вернее, улыбались, пока их не осквернили и не изуродовали чьи-то грубые похабные руки. Изнутри доносятся крики.
Несколько осторожных шагов, несколько шлепков по дряни столь однородной, что теперь не поддаётся опознанию, и я внутри. Когда-то это здание было местной церковью. Тоже статуи, с разбитыми до неузнаваемости лицами. Искорёженный алтарь. На стенах фрески из местного бытия, под слоем грязи и копоти кажущиеся злобными пасквилями на самих себя. Ряды сломанных скамей. Выбитые и уже успевшие почернеть от времени окна. Или это постаралось не время, а огонь? У стены жалко плачет старик в изорванном грязном балахоне. Его лицо густо залито кровью, лишь белки глаз разбитыми яйцами сверкают во тьме. Над ним стоят двое столь же грязных оборванцев. Один из них держит факел, и тени причудливо играют на их лицах. На алтаре жалобно всхлипывает черномазая девчонка, лет пятнадцати. На ней пыхтит ещё один оборванец… десяток других ждёт своей очереди…
Я тихо отступаю в тень и выхожу из церкви. Из навечно осквернённого святилища богов столь же древних, как и сам этот мир. Отвратительный, омерзительный, гадкий, стелющийся перед сильными и беспощадный к слабым. Мне больше не хочется бродить по нему. Всё что нужно я уже увидел. Скоро сюда придёт Тот, кто вправе судить. Судить и карать. Наверное, мир чувствует это, и, не думая о завтрашнем дне, старается урвать как можно больше от этой жизни. Ещё капельку удовольствия, ещё чуть-чуть, пока ещё есть время…