И вот Гришин осмелился признаться в своих чувствах, пришёл к Ларисе, остальных девчат попросил выйти из палатки, дать несколько минут им поговорить. Девчата видели, как загорелись тёмно-зелёные глаза Ларисы, как командир Гришин потупил свой взгляд… О чём говорили эти двое никто не знал, только разговор был коротким. Гришин вышел из палатки и стремительным шагом направился к лесу, никого и ничего по пути не видя перед собой.
А на следующий день был бой… Командир Гришин шёл прямо, не прогибаясь под пулями. Его ранило в голову осколком. Это ранение оказалось серьёзным. Он умирал в бреду, в окровавленных бинтах, которыми была перевязана вся его голова. Метался беспокойно и звал: «Лариса… Лариса…. Ларочка…» Возле его постели дежурила санитарка Лиза, она смачивала его губы водой, пыталась удержать раненого от резких движений, сжимая его руки своими тонкими детскими ручками.
– Ты пришла… Я знал, что ты придёшь! Лара… Ларочка, поцелуй меня! – вдруг потребовал раненый, и затуманенные его глаза на миг раскрылись, стали ясными, живым огнём хлестнули по бледному лицу санитарки.
Лиза, ни разу не целованная, наклонилась и припала к потрескавшимся сухим губам бойца. И они, как и его взгляд, обожгли её огнём, и сразу как-то вмиг вдруг стали холодными, твёрдыми, как будто девушка прислонилась губами к камню. Глаза командира закрылись, судорожно сжатое от боли тело вдруг расслабилось, морщины на лице разгладились. Лиза отстранилась и заметила, что в дверях стоит седовласый врач Марк Захарович.
– Он умер, Лиза, – тихо произнёс он.
Лиза пошатнулась, дрожащей рукой обхватила горло, из которого бесконтрольно вырывался глухой хрип. Первый в своей жизни поцелуй она отдала мёртвому солдату.
Вечером его хоронили в братской могиле. Лариса долго стояла возле свежевырытой земли, примятой дёрном и сухими горящими глазами, смотрела вдаль, не замечая осуждающих взглядов однополчан Миши Гришина.
Ночью она сама пришла в блиндаж к Ивану.
– Как ты пришла?! – изумился он.
– Как… обычно. К тебе пришла, – просто сказала она и сама положила ладони на его не по-мальчишечьи широкие плечи, – Высокий ты, ладный… – проговорила она хриплым голосом.
Иван не смог оттолкнуть её. Да, перед глазами стоял умерший от осколочного ранения Миша Гришин, его друг и командир, и, наверно, это подло с его стороны, но так хотелось живого тепла… ласки… любви. Ведь завтра его самого, как и Миши, может уже не быть. Тогда к чему эти угрызения совести? На войне им не место. Иван сам молодой, не целованный. И он безумно хочет жить! Безумно… А готовится умереть в бою…