– Слушаю.
Фотий читал неспешно, тщательно выдерживая паузы. Заворожил. Вдруг задышал часто и торопливо:
– Я могу попросить одно слово? Всего одно слово. Я – сумасшедший? Да? Нет?
– Позвонить в пять утра, согласись, не совсем…
– Не о том речь.
– Ладно. Журналист попытался перевоплотиться, проигрывая варианты переживаний известных героев. Орфей спустился в ад. Я не вижу…
– Известных?! Ты знаешь, кто такие Клара Олсуфьевна и Макар Алексеевич?
– Я не совсем безнадёжен. И хоть не люблю, но кое-что Достоевского читал.
– Читал?! Достоевского?
– Представь себе.
– Ересь! Бред! Ты ведь… Как ты можешь говорить такое… И, главное, зачем?!
– Что невозможного в том, что я читал Достоевского?
– Писателя Достоевского не существует!
Это почти уже крик.
– Есть выдающийся композитор и пианист Фёдор Михайлович Достоевский. Скажи, в пять утра ты способен подтвердить мне, журналисту отдела культуры газеты «Санкт-Петербургские ведомости», что я кое-что знаю о мире музыки? Или решение созреет у тебя после чашечки кофе и сигареты?
Это было тяжкое обвинение. Я не курил больше пятнадцати лет и кофе не пил никогда, потому что не любил. Фотий отлично знал об этом. Значит, решил сказать то, чего не было и не могло быть. Мог бы напрямую: «Ты лжёшь», но «нет» – не в его стиле. Надо говорить загадками. Догадаешься, мол, буду продолжать, а не тянешь – твои проблемы.
– Звучит пугающе, – протянул я вслух. – С чего бы это мне врать?
– Чтобы не раздражать больного. Как говорится, где у вас Наполеоны размещаются? И заодно уж, к примеру, Голядкины, оба два… А хороша идея: сделаться сумасшедшим. Пусть люди боятся, лечат, пусть делают умным.
– Тебе не семнадцать лет. В голове – не сквозняк. Повезло…
– Прекрати! Романтика подохла… Представь только: я – безумен. Погоди, погоди… Безумен и других делаю такими же. Помнишь гофмановского Альбана? Ужасно видеть человека, у которого во власти непостижимое. Человека, который не знает, что делать ему, играет игрушкой, которая есть Б-г. Мне не семнадцать. Я понял вдруг, что мне уж… Пора искать земное ремесло. Я сделаю всех сумасшедшими. Может быть, в этом моё высшее предназначение. Помнится, стоял я…
* * *
Стоящий среди деревьев услышал звук, что проходит в прохладе дня: «Будут посланы тебе бесы, чтоб искушать тебя. Ты научишь людей в страданиях побеждать их. Показывать мерзость человеческую в трудах своих будешь. И противен ты станешь многим. И когда пройдут по страницам люди, очищенными должны выйти. А потом, после краткого взрывного века своего, придёшь на Суд Мой».