У птицы нет чувства опасности падения. Как у человека нет чувства опасности ходьбы, пока здоровы ноги и пока нет угрозы окружающего пространства. Подбрасываемый, я свободен… Я и есть полёт. Я – другой, я – птица. Вернее, ещё и птица.
Но пока взлетал над папой, я не думал об этом. Наверно, просто перетекал: из – в, и обратно, и опять.
Прошло совсем немного времени… И уже не дают молоко из груди, не вытирают попу и не подбрасывают в воздух, чтобы подарить радость полёта. Почему?! «Ты вырос, – объяснили мне, когда я решился задать эти вопросы. – Молоко у кормящей мамы закончилось, у папы уже не хватает сил, а вытирать попу нужно самому».
Так взрослеет человек и отдаляется от Царствия Небесного… Возвращение возможно, если наполниться непреложной мудростью: жизнь – истинна, когда папа подбрасывает меня в воздух над собой, и я хохочу. Остальное – иллюзии.
* * *
Почему Фотий взбрыкнул, когда я сказал, что читал Достоевского? А бред о выдающемся композиторе и пианисте?! Может быть, пришло время заняться самой личностью Фёдора Михайловича? Думаю, он интересней, чем его герои…
Внезапна мысль, вполне достойная подчёркиванию в дневнике: до сих пор жизнь авторов не привлекала современников, в отличие от героев их произведений. Одиссей, Дон Кихот и Вертер вызывали больше любопытства, чем Гомер, Сервантес и Гёте.
А мне хочется знать, мог бы Достоевский самоубиться, как многие его герои, и не воображу никак: желание сделать это, похоже, вселялось им в героев, и они рассчитывались с жизнью. Так убийца спасал свою, которую любил по-животному, и серьёзно собирался начать её, когда перевалил за полсотни лет.
* * *
Фотий вышел от Амплия Николаевича в благостном настроении, хотя и не объяснился с ним до конца, что мешало полной приятности. Зато как усладительно знание того, с какой силой нужно отшвырнуть дверь редакции, чтобы она закрылась за спиной, не сломав замка и не слишком грохнув. Вышло отменно. Но тут Фотий вдруг вскинулся: театральная тумба попалась в глаза. С афишей композитора и пианиста. Ёкнуло сердце: «Вот! Мне его нужно, этого человека! Его надо разгадать, а потом уж и решать».
…Зала Дворянского собрания была переполнена. В середине – небольшая прямоугольная площадка с двумя роялями, поставленными хвостами друг к другу. Фотий с облегчением перевёл дух: если исполнитель будет переходить от одного инструмента к другому, можно будет подробно рассмотреть его лицо.