Материнское наказание не успело вступить в силу, так как Митя слег с гриппом. Лежа под пуховым одеялом на прадедовой тахте и слушая, как дождь бьется в окна, Митя чувствовал, что сознание его куда-то уплывает. Он уже и не помнил, когда именно заболел, для него время стало чем-то абстрактным, и он часто представлял себе расплавленные часы, которые видел однажды в какой-то книге про художника. Митя не помнил имени художника, зато страшные картинки запомнились отчетливо и частенько снились ему в кошмарах. Во время болезни сжигаемому изнутри Мите постоянно что-то снилось. Иногда он понимал, что спит, иногда нет, иной же раз болезненный сон превращался в подлинный бред. Когда он был в полусознании, то видел тревожные лица матери и отца, каких-то незнакомых тетенек и дяденек с фонендоскопами, мелькающие образы по телевизору, который, как ему казалось, никогда не выключали. Иногда он замечал, что мать его сидит рядом в кресле и читает вслух книгу, только он никак не мог понять, о чем она, что-то там про капитана Гранта, он не мог сосредоточиться и часто проваливался в сон под тихий мелодичный голос матери. Иногда он просыпался посреди ночи в радостном возбуждении, потому что рядом отчетливо слышал голос деда Феди, но, открывая глаза и привставая на локтях, видел лишь темноту и слышал лишь стук дождя по стеклам. Морок рассеивался, и Митя снова засыпал. В один из тех дней, когда температура его к вечеру достигала отметки в сорок градусов, он видел по телевизору документальный фильм про Роберта Оппенгеймера, и ему приснилось, что он – атомная бомба и его собираются сбросить на городок, полный маленьких шмелей, кузнечиков и майских жуков, которые почему-то ходили на двух лапках и носили с собой миниатюрные зонтики, потому что в городке никогда не прекращался дождь.
Когда лекарства наконец сделали свое дело и куриный бульон уже не казался Мите таким отвратительным, отец принес домой печатную машинку. Митя все еще лежал в постели, и кашель отступил не до конца, но чувствовал он себя намного лучше и глядел на машинку с неподдельным интересом.
– Достал из подвала, – сказал отец, ставя машинку на Митин стол и вставляя в нее бумагу. – Ленту пришлось сменить, подкрутить кое-что внутри, а то некоторые кнопки западали, и вот пожалуйста – работает как новенькая. Мама сказала, что ты пишешь рассказы, вот я и подумал, почему бы тебе не писать их на печатной машинке. Как думаешь?