-- Кому? – удивился
Икэда.
-- Для начала, в
службу Карпа-и-Дракона.
-- Зачем,
Хидео-сан?
Старшина не ответил,
занятый письмом. Зимняя, она же «походная» тушь более густая. Ее
замешивают на масле с добавлением желе из водорослей, чтобы не
замерзала. Писать такой тушью сложнее, чем обычной летней. Тут не
до разговоров.
Закончив, Хидео
помахал записками в воздухе, а когда тушь застыла, вручил листки
сослуживцам.
-- Эту оставить при
теле.
-- Для кого?!
-- Для уборщиков
трупов.
-- Они же
неграмотные!
-- Отнесут своему
старосте, он прочтет. Я написал, чтобы тело не сжигали до часа
Лошади[1].
Не скрывая
раздражения, Нисимура переводил взгляд с записки на труп и обратно.
О брезгливости Нисимуры в страже ходили легенды. Наконец он
поставил фонарь на снег и присел на корточки рядом с телом – так,
чтобы ни в коем случае не коснуться мертвеца или, того хуже, не
замараться в натекшей вокруг крови. Записку, сложенную вдвое,
Нисимура ухитрился вставить меж скрюченных пальцев покойника, не
дотронувшись до них. Листок накрепко застрял в мертвых пальцах.
Порывы ветра, налетая с моря, трепали его, но вырвать не могли. С
темного неба продолжали сыпаться снежинки, колкие и сухие.
Не размокнет, решил
Хидео.
-- Вторую записку на
обратном пути отдадим страже у входа в правительственный квартал.
Икэда-сан, займитесь. Скажите, пусть передадут чиновнику
Карпа-и-Дракона.
-- Какому?
-- Любому. Первому,
кого увидят с утра.
-- Слушаюсь,
Хидео-сан!
Икэда был рад, как
дитя, что ему досталась вторая записка. Оскверниться прикосновением
к мертвецу? Лучше вспороть себе живот! Да, ему придется дать
изрядный крюк, возвращаясь домой с дежурства, но это лучше, чем
иметь дело с дохлым каонай!
Что во второй записке,
а главное, при чем тут служба Карпа-и-Дракона, Икэда не спросил. С
какой стати достойному стражнику интересоваться чем-то, касающимся
безликой падали? Вот еще!
От трупа к портовым
складам уходила цепочка следов. Хидео пригляделся. Следы были от
деревянных гэта: короткие парные полоски, стежки черных ниток на
белом покрывале. Десять шагов, одиннадцать. На двенадцатом шагу
убийца остановился, прямо в снегу вывел иероглифы; наверное,
палкой.