Но сейчас, конечно, приведу его полностью:
«Я уйду в Одиночество, словно в заброшенный дом –
Где раскрытый рояль, акварелями – листья из парка…
Я уйду в Одиночество – хижине преданный Том,
Буду негром изысканно грустным, красивым и ярким!
Будут письма друзей как осенние листья желтеть;
Будет яростный день – я друзей и в лицо не узнаю!..
Только ночью, однажды, неистово плакать и петь
Будет сердце, отдавшись седому слепому трамваю!..»
Вернувшись в реальность, подумал, что всё не так уж плохо, да и вовсе неплохо даже, хотя… «изысканный негр»… в памяти немедленно всплыло: «лиловый негр» и что-то ещё, «манто», кажется?.. А вот сердце, отдавшееся трамваю (да ещё слепому и седому) неожиданно подкупило. Последние две строки я поставил эпиграфом к своему стихотворению «Трамвай», посвящённому Марианне:
«Поздней ночью, когда на небе
В летнем рое звёзды мерцают;
Звуки дня, друг друга нелепей,
Замирают и угасают;
Жизнь – в покое сонном, раздетом –
Не нуждается в ярком гриме,
И под жёлтым фонарным светом
Листья кажутся голубыми;
И собаки нестройным лаем
Подтверждают своё старанье –
Быть хочу я старым трамваем,
Без маршрута и расписанья.
Я хочу, распахнув все двери,
Пролетать сквозь город усталый:
Чтобы рельсы звенели, пели,
Чтоб скрипели дряхлые шпалы;
Чтобы там, где арками – ветки,
Провода провожали стоном;
Чтоб скользил из фарной фасетки
Луч в пространстве заворожённом –
Прикасаясь к пыли дорожек
Полным светлой мистики знаком,
Силуэты пугливых кошек
Выцарапывая из мрака…
Я хочу меж домишек старых
Пробираться в джунглях бурьянных;
На заплёванных тротуарах
Подбирать влюблённых и пьяных –
Не ругая, не осуждая,
Не пытаясь залезть к ним в души!
Ждущим поздней ночью трамвая
Буду верен я и послушен…
Пусть салон разбит и обшарпан –
Здесь никто не посмотрит косо.
Разве много нам нужно «шарма»?!
Только б целы были колёса!
Только б мимо неслись кварталы!
Только б тени в окнах мелькали!
Только б я – полуржавый, старый –
Вас довёз, куда вы мечтали!..
…И под утро, когда на крышах
Заблестит росистая влага –
Я устану, поеду тише,
Разбредётся моя ватага:
Одиночками и по парам,
Чтобы снова плакать, смеяться;
Поддаваясь июльским чарам,
Доцеловывать, довлюбляться;
И в депо, где пути запасные,
Я уйду – пустой! – чтоб забыться
Чутким сном на часы дневные –
Между кладбищем и больницей…»
То, что зелёные листья в «жёлтом фонарном свете» действительно кажутся голубыми, оказалось для меня открытием. Я заметил это на улице Достоевского, посередине квартала между улицами Декабристов и Красных Зорь, когда июльской ночью 1990 года возвращался домой от Валеры Симановича. Шёл по трамвайным путям (трамвай в третьем часу ночи уже не ходил) от конечной второго маршрута. Много лет спустя, когда Валера давно уже не жил в третьей общаге мединститута, я специально несколько раз проходил этой дорогой, жадно вглядываясь в буйную листву, напрасно пытаясь воссоздать давние впечатления…