Валя почему-то вспомнила в тот момент, как ещё пару недель назад сидела за круглым столом с людьми из Петербурга, они отмечали день рождения одного из них, делали это шумно. Все обнялись, человек пятнадцать, они качались из стороны в сторону и пели громко песню, слова которой знали плоховато, но мотив был зазубрен каждым из них в своём городе наизусть, и потому получалось довольно складно. Друзья качались, качались и пели, как ветви одного дерева на ветру, с общностями в кнайпах сравнивать не хочется. Именно во время сильного ветра можно наблюдать единое движение ветвей. День рождения был потоком воздуха и приводил всех в движение, ребята гнулись в одну сторону, кого-то это ломало, что сопровождалось треском (который в потоке воздуха можно не услышать, потому она не говорила «До свидания», незачем, им это ничего не даст – и так понимают) и преодолением напряжения внутри самой ветви и сопротивления этому мигу конца питания.
Сломанную ветвь подбирают и втыкают в землю, а она потом раз и даёт побеги, которые со временем становятся корнями. То была абсолютная общность. Никто ни от кого не зависел, пришли по одному, и путь, который проделывали до этого места, был проделан самостоятельно. Друзья находили свободу вне этого стола и за ним, когда становились одним целым.
Сейчас с этим позёром Валя тоже чувствует себя свободной, ведь это та самая часть, что предшествует встрече с теми людьми или, возможно, другими, с которыми в соборности они найдут свободу и себя в пике радости.
– Счастье для меня – соборность, – повторила девушка.
Брюнет посмотрел на неё как на больную.
– И куда ты поступать собираешься?
– В МГУ
– Оно и видно, до МГИМО тебе далеко, – он нервно пожал плечами, чем выдал очередную толику своего опыта.
В начале знакомства люди прямо-таки разбрасываются этими крошками, сами от них отходят – рука очередного нового человека отламывает свою часть. И надо же – у него тоже была жизнь здесь и свой путь, кардинально отличающийся от основной тональности северной столицы, и он проделал отрезок таким образом, что сейчас был способен только на детские беспричинные выходки. Это очень интересно, и Валя сама на это подписалась, ей хотелось узнать, как обстоят дела у других, вне знакомого круга состоявшейся соборности. Почему девушка захотела всё поменять и сократить количество часов в уже понятном ей кругу? Со временем, когда она смогла многое разобрать в завалах осенних и зимних мыслей, она поняла, что дошла до предела, и захотела найти другой, сознавая, что это будет небезболезненно. Но память, это жуткое нечто, всегда хранила вечер песни, и она помнила лица ребят, Петербург тем самым городом и возвращалась к мысли, что заморозить его внутри себя было отличной идеей, до поры до времени или, вполне возможно, навсегда.