< неразборчиво> (следы слез)
Дорогой дневник. Привет, снова. Я думала, хуже дня не будет, но сегодня мне просто хотелось провалиться сквозь землю. За что мне всё это? Почему я родилась такой? Я не хочу жить…(слезы)».
Катя долго прокручивала в голове сегодняшнее происшествие. Она прокручивала варианты, как ей следовало бы поступить, как попробовать дать отпор. Но даже в своем воображении она всё так же жалко краснела, мечтая провалиться под землю.
В их класс пришла директриса и когда все встали ее поприветствовать, она сообщила, что в школу приедет комиссия из района. Всем обязательно необходимо будет прийти в выглаженных, белых рубашках, начищенных ботинках и с убранными волосами. Ученики – это лицо школы.
– И никакой косметики! Мария Семенова, вас касается! – строго сказала директриса.
Машка Семенова кокетливо поправила локон и ответила:
– Всё натуральное, Ирина Викторовна. Всё свое.
Ирина Викторовна рассмеялась, и игриво погрозила девочке пальцем, затем ее внимание переместилось на Катю. Теплая улыбка сменилась холодным, стальным взглядом. Ирина Викторовна сама не понимала, почему ей так не нравится эта тщедушная девчушка. Всё в ней как-то раздражало. Этот покорный, туповатый взгляд. Эти сутулые плечи. Эта неряшливая, с чужого плеча одежда…
Взгляд директрисы скользнул, царапнув, на ноги Кати. Помимо уродливых ботинок, на них красовались потертые, выцветшие колготки с гармошкой у щиколоток.
– Это еще что такое? Как можно быть настолько неряшливой, Екатерина! Что за колготки на тебе? Надеюсь, ты не собираешься прийти завтра в школу в таком виде? Ученик – лицо школы. Что подумает комиссия, когда увидит такого ученика? Чтобы завтра пришла в нормальных колготках, ты поняла, Екатерина? Какой позор!
Катя стояла перед десятками пар любопытных глаз. Голубые, зеленые, карие, серые глаза смотрели на нее с насмешкой и превосходством. Щеки Кати, казалось, вот-вот взорвутся от количества прилившей крови. Если бы земля разверзлась перед ней в этот момент, она бы не глядя прыгнула в кипящую лаву. Ибо лава скрыла бы ее позор. Но ей пришлось стоять, как на паперти, и слушать смешки, гадкий шепоток, и чувствовать, как липкий холодок пробирается по ее спине прямо к сердцу.
– Только не заплакать! Только не заплакать… Нельзя плакать, – говорила себе Катя. Нос предательски щипало, глаза туманились. Но ни одна слезинка не выпала из ее глаз. Слезы – на потом. Их осушит ее дневник. Там. Дома.