Чувствовал я себя более чем странно. Я совсем не знал господина адмирала. А видеть мне его довелось только один раз, на параде, да и то издали. Но меня не оставляло такое ощущение, что я потерял бесконечно родного и близкого мне человека.
Невольно вспоминалось, как буквально пару недель назад полковник, посмеиваясь, рассказал, что охранять Владимира Андреевича, негласно разумеется, был приставлен матрос Кошка. Пётр Маркович весьма ответственно подошел к заданию. Он словно клещ вцепился в своего подопечного, и следовал за ним по всему периметру обороны. Противник ещё только строил свои укрепления, поэтому стрельба велась редко и неприцельно. Ружейные выстрелы практически не звучали, а пушки подавали голос только когда очередная из них становилась в подготовленный редут. И вот тут шальная бомба залетела в окоп – прямо под ноги адмиралу. Все оцепенели. А Кошка спокойно подошел к страшному снаряду, подхватил его и, недолго думая, опустил в котел с кашей. Фитиль погас, взрыва не произошло. Для Кошки этот поступок мог обернуться трагедией – если бы бомба взорвалась у него в руках он не выжил бы, даже будучи вампиром.
Когда все пришли в себя, Корнилов от души поблагодарил своего спасителя, а Кошка, донельзя довольный, лихо ответил:
– Доброе слово, ваше высокоблагородь, и Кошке приятно!
Эта фраза уже стала крылатой в городе. А на днях Кошку освободили от обязанностей охранника. И вот теперь никто, даже Кошка, не сможет поднять адмирала из гроба.
День похорон был скорбен и сумрачен. Погребальный звон разрывал душу. Этим вечером, учитель вместо занятий пошёл вместе со мной в наш кабачок, где собрались севастопольские вампиры во главе с Магистром. Сегодня все присутствующие вместо вина налили в стаканы водку. И стоя выпили за помин души адмирала. Никто не хотел говорить. В кабачке царило подавленное молчание. Здесь я получил ещё один урок: не смотря на долгую жизнь и некоторую отстраненность от человеческого общества – вампиры высоко ценят талантливых людей и тяжело переживают их безвременную кончину. Посидев так около часа, мы потихоньку разошлись.
Учителю было легче, чем мне. Он мог отвлечься от тяжёлых дум на передовой. А я сидел в номере и мрачно переживал случившееся. Как говаривала в таких случаях моя матушка, меня посетил приступ жестокой ипохондрии…