– Афтамабиль! Слышь, Герасимыч, пермский СОМ4 и читинский ОМОН утром в засаду попали на сэвэрной стороне. Патэри есть. А блокпост чуваков «КамАЗ» с тротилом хатэл протаранить, в окопе застрял. Водилу успели грохнуть, представляещь, баба оказалась.
– Наконец-то что-то доброе в клювике принес.
– Да пшел ты!
– Спасибо, мне еще час тут торчать. Ты мое письмо отправил?
– Абижяещь!
– Спасибо, Исмаильчик! Ты настоящий амиго… Э-э… Кунак!
Довольный собой Исмаил – как-никак, а носитель ценной информации, спрашивает:
– Слышь, Гаврила, а че это ты все описиваещь?
– Ну-у, Исмаильчик, не ожида-ал. С какой целью интересуешься?
На следующий день внезапно нарисовалась высокая комиссия из штаба мобильного отряда в составе серьезного полковника и суетливого майора, в сопровождении бронемашин и готовых к любой неожиданности высокомерных и упитанных хабаровских омоновцев: «Здоров, сомы!»5
Четверо из них бронированными грудями стали бдительно прикрывать внутри блока своих любимых начальников, не давая им возможности спокойно повозиться со своими папочками. Еще двое отодвинули Гаврилу и стали настороженно рассматривать сквозь прицелы навалы мусора между ними и машинами. Видно, что из одной машины хлам подвергал анализу еще и автоматический гранатомет.
Строгие и важные представители документально зафиксировали вопиющий факт обстрела. Заставили содрать со всех стен цветные вырезки из журналов с красивыми девушками:
– Чтобы бес в ребрах не заводился, понимаешь…
Настоятельно порекомендовали:
– Всем сбрить бороды!
Сделали дельное замечание по поводу разбитой лампы на столбе:
– Безобразие! – о чем не преминули сделать запись в какой-то бумажке.
По окончании осмотра быстро тяпнули с командиром по «норме положенности». Пообнимались. Понюхались. Распрощались.
И моментально, низко пригибаясь, канули в Лету. Исмаил с мокрой тряпкой в руках, глядя в спину растворяющимся в Истории хабаровским, изрёк:
– Вооще-то мы не «сомы», а «якудза»!
– Эт-точно! – поддержал Гаврила.
Через пару лет Лелик как-то признался, что у него было чувство, будто снайпер просто не хотел никого убивать. С чем это связано, он объяснить не смог.