Народ же, напротив, без твердой руководящей и направляющей руки начал предаваться вольнодумству, то есть буквально: лица мужескаго пола принялись отращивать волосы, женского – укорачивать юбки, и в таком виде они занимались бог знает чем, а именно, позабыв всякие приличия, собирались на кухнях и в курилках и рассказывали друг другу анекдоты о градоначальниках, в том числе и политические.
Сменяющие же друг друга градоначальники, по немощи своей умственной и отчасти физической, принимались то потакать народу, то, напротив, всё запрещать, что в равной степени им не удавалось.
Дошло до того, что народ в Посёлке и вовсе утратил страх перед градоначальниками, чего прежде не бывало, и некоторые опытные люди стали предрекать наступление всяческих бедствий вроде денежной реформы или свободы нравов.
Сам же народ удивлялся такому своему изменению, однако не знал, что с этим делать, а некоторые не решались и сами себе признаться, что жизнь безо всякого твёрдого руководства требует от них самостоятельных поступков и решений, которых они сроду не поступали и не решали.
Опять же нашлись и такие, кто стал вспоминать с тоскою во взоре времена, полные уважения к градоначальникам, страха и трепета. И уж стало им казаться, что в те времена в Посёлке и небо было всегда синее, и реки полны рыбою, а цены снижались по праздникам, в честь чего слагались прекрасные песни, которых нынче и не слышно.
Одним словом, и Посёлок, и поселковый народ, смеясь, расставались со своим прошлым и ждали каждый день кого-то, кто твёрдой рукою, как прежде, поведёт их за собой в будущее.
Однажды он просто появился в Посёлке с группой спортивных молодых людей, которых называл неизвестным народу иностранным словом «менеджеры».
Менеджеры быстро переговорили с поселковым начальством, и начальство исчезло.
А народу было велено собраться в поселковом Доме культуры.
Было объявлено, что гость будет давать народу установку на демократизацию и рыночные отношения, а в буфете будут давать бутерброды с красной рыбкой и портвейн, так что народу пришло много.
Он вышел на сцену, которую впоследствии поселковые историки назвали «политической сценой», и сообщил, что он – новый поселковый Генеральный.
Генеральные в Посёлке менялись часто, поэтому народ не удивился, а, как положено, зааплодировал.