– Едриттвою в кандибобер! – выругался Петрович. – Ты посмотри, что творят ироды! Сгубили матку ни за понюх табаку. В свое время и я бил зверя на осеннем промысле ради пропитания. Пантачей бил на солонцах, но ведь то другое: панты, мясо – все в дело. А эти петли ставят весной, да еще гноят зверя.
– На прошедшей неделе, – стал рассказывать Александр, – выезжал я с милицией на место происшествия. На речной косе, кто-то убил лося. Забрали только рога, да заднюю ногу. Остальную тушу бросили воронам.
– Куда катимся, Александр? – горестно вздохнул Петрович. На солонце их ждал еще один неприятный сюрприз. За поваленным стволом дерева кем-то была установлена ловушка-«тарелка», на острых краях которой висел лоскут кожи с белыми волосами.
– Александр, а тут побывал наш с тобой знакомый – белый марал. Удалось ему вырваться из ловушки, сук помог, – говорил Петрович, внимательно осматривая место трагедии. Сук от березы упал на «тарелку» раньше, а уж потом в нее наступил Белый. Вот поэтому она и не захватила ногу полностью. – Где он теперь, один, без матери, да еще покалеченный, – задумчиво добавил он.
Между тем Белый был намного ближе, чем люди могли предположить – на соседнем взлобке хребта. Он даже слышал их голоса. Страх гнал его прочь от людей. Он помнил этот страх со дня своего рождения. Но он оставался на месте, так как не знал, куда уходить. Мать всегда и везде была впереди, а он просто следовал за ней. Теперь матери не было. Два дня назад ранним вечером в очередной раз она повела его на солонец – утолить непреодолимый солевой голод. Шли хорошо знакомой тропой – здесь они проходили уже ни один раз, опасности не было. У нагнутой березы, почувствовав что-то, мать рванулась вперед, и в этот момент металлический трос врезался в живую плоть. Обезумев от боли и страха, она рванулась еще и еще раз, все туже затягивая петлю на своей шее. Выкатив из орбиты наполненные ужасом глаза и задушено хрипя, упала на колени, потом завалилась на бок. Конвульсивно забила ногами, потом затихла, вытянувшись в длину.
Отскочив в сторону, Белый с недоумением смотрел на мать, не понимая, что происходит. Постояв так какое-то время, лег рядом, как делал это всегда. Пролежав до рассвета, поднялся на ноги. Подошло время утренней кормежки. Неодолимо тянуло к соли. Подойдя к матери, которая все также лежала неподвижно, он уловил странный, чужой запах. Постояв в нерешительности, направился к солонцу. Опустившись на колени, стал с жадностью лизать просоленную глину. Утолив первый голод, стал переходить от лунки к лунке, отыскивая, где больше соли. Перешагнув через упавшее дерево, лежащее поперек солонца, почувствовал, как что-то острое, словно зубы какого-то хищника, сомкнулись на