Саша: «Точно уснула».
Настя: «Ой, вроде шевелиться могу. Да, точно могу».
Саша: «О, голову подняла. Глаза испуганные-испуганные. Сказала, не в аэропорт, а в больницу ей надо. И за телефон, маме звонит. Извиняется. Плачет».
Настя: «Так, с мамой поговорила, папе написала, Стёпу послала. Что ещё?»
Саша: «Бедная бледная девочка. Вдруг ни с того ни с сего сказала, что Лозанна ей на самом деле вообще не понравилась. Надо быстрее ехать».
«На волка похож», – думал Саша, разглядывая своего пассажира в зеркало автомобиля.
Из Церматта русских он обычно увозил зимой, после того как они, накатавшись на лыжах, гогочущими семьями возвращались домой с новогодних праздников. А тут июль, заклеенное огромным пластырем плечо, большой походной рюкзак и фразы-обрубки.
– Вы альпинист? – не сдержал своего любопытства Саша.
– Я горы люблю, – ответил обладатель волчьих глаз, попросивший называть его просто Вовой.
Вова был странным пассажиром. Не залипал в телефоне, не читал книг, не спал. Просто сидел и смотрел в окно.
Радовался, что встретился с красавицей. Давно он на неё смотрел. Да только вот к такой сразу и не подступишься. Почти пять тысяч высота. Больше четырёх часов вверх, ещё дольше вниз.
На вершину поднимался с местным проводником. Тот ласково называл Маттернхорн – Хёрни. Рыжие волосы, скошенный лоб, прищуренные глаза – не швейцарец, а вылитый лис.
Вышли рано утром, темно, фонари во лбу.
– Готов?
– Готов!
И вот они, склоны, и вот оно, первобытное и забытое, потекло по жилам. И зрение будто улучшилось в тысячу раз, и запахи острее стали, и слух лучше. Раздувая ноздри, карабкались вверх. Вова и боялся тех перемен, что происходили с ним в горах, и хотел их.
«Оборотень», – думал он, чувствуя, как меняется всё внутри, как исчезает всё прилепленное, приделанное, приклеенное и остаётся только оголённая сущность.
«Нет, просто живёшь», – шептали ему почти отвесные скалы.
А на самом верху… Люди шли друг за дружкой по узкому перешейку, фотографировались… Видео снимали… Доказательства собирали… А он, повинуясь внутреннему зову, встал там на четвереньки и издал то ли победный клич, то ли вой.
На обратном пути услышали грохот. Где-то под ними откололся огромный кусок и пыльно летел вниз.
– Камень! – крикнул проводник, и Вова инстинктивно вжался в стену. Совсем рядом пронеслось, ударилось неподалёку, отскочило и улетело. А потом снова. Начался камнепад.