Спустившись с крыльца, Севостьянов подошёл к куче соломы и, наклонившись, протянул к ней руки, явно для того, чтобы ухватить охапку и показать народу, что скрывается под соломой.
Толпа ахнула хором, и кто-то громко проговорил:
– Руками-то пошто? Али не жаль рук-то? Откусит!
– А и то верно! Вилами, али граблями разгреби солому-то, – рекомендовали сердобольные старцы.
– Покажи народу зверя лютого! Мы его кольями!
– Косой его острой!
– Молотом! Молотом его! – понеслись выкрики из толпы людей, из предосторожности попятившихся от изгороди.
– Не тревожьтесь за меня, – спокойно ответил Куприян, схватил в руки охапку соломы, отбросил её в сторону. Так же поступил со второй и другими, и через минуту народу предстал сжавшийся в комок человек.
Севостьянов наклонился над лежащим на земле пленником, встряхнул его и поставил на колени.
– Вот он, зверь лютый, смотрите на него люди.
Толпа зашумела.
– Какой же это зверь?
– Это ж работник мельника Ивана Тузикова – Кузьма Чумаченко.
– Верно, говорите, люди, Чумаченко это. Он, басурман этакий, хотел корову мою со двора моего увести. Словили мы его с женой моей Авдотьей у коровника нашего. Не гостем в дом наш пришёл, а вором и ночью.
– Как же ты словил его, Куприян? Ночью-то спят все. Али он сам крикнул: «Лови меня, воровать твой дом пришёл!» – донёсся из толпы писклявый голосок и следом ехидный смешок.
– Сказываю же, вором он пришёл, крадучись. А словили мы его случайно. Ночью на двор вышел, чтобы воздухом свежим подышать, в груди шибко запекло. Дверь у меня без скрипу отворяется, петли-то салом смазываю, не слыхал он, как я на крыльцо ступил, а как ступил, тут-то и услышал шорохи у коровника.
– Так можь он заблудился, а ты его сразу по рукам и ногам.
– Да ещё и на сырую землю!
– И то верно, человек он, а не чудище лесное!
Понеслись упрёки к Севостьянову.
– Так и я думал по-первости, покуда он юшку не пустил мне. Ежели бы по какой оказии, по-пьяной ли или какой иной случайной нужде забрёл в мой двор, то оно понятно было бы сразу. Стал бы он по носу меня хлестать?
– И то верно, люди, – поддержал Севостьянова Ковригин. – Безвинный человек на колени пал бы, стал прощения просить за причинённые ночью неудобства, а не кулаками размахивать. А потому предлагаю руки ему отрубить.
– Севостьянову Куприяну, что ли? – со смехом выкрикнул какой-то шутник.