– Промах… – отметил штурман.
– Торможение! Отходим… Прицеливаюсь… Эдвин, вперёд.
Голос Тагрина:
– Девятый движок сдох!
– Торможу. Уход. Ориентирую…
– Четвёртый идёт вразнос.
– Вырубай его, Тим! Прицеливаюсь.
– Пошёл промах…
– Торможение! Заходим снова.
– Командир, шестой вырубаю.
– Понял, компенсируй пятым… Метку совместил.
– Подвожу.
– Опять мимо…
– Ща-а-ас, вмажемся…
– Торможение! Уходим…
Это продолжалось около двух часов. И прервалось ликующим воплем штурмана:
– Есть! Есть захват!
Все на мгновение замерли. Потом в наушниках раздался общий облегчённый вздох. Люди расслабились, сменили позу. Морис остервенело потянулся прямо в скафандре.
– Не переломись, – насмешливо предостерёг Амбурцев. Снял гермошлем и поставил рядом с пультом.
– Пошла стыковка!
– Интересно, – сказал Тим, промокая пот на лбу. – Сколько было попыток?
– Пришвартовались с семнадцатой, – объявил Морис.
– Ты разве считал?
– Сейчас сосчитал. Семнадцать тумблёров перекинуто.
– Это чего ты там нахимичил?
– Это вычислитель. Он у меня выключен.
Все вообразили, что произойдёт, если начать подряд перекидывать тумблёры на работающем вычислителе. Раздался дружный долгий смех. Не столько повод был смешной, сколько нужна была нервная разрядка после изматывающей и опасной работы.
– Ну что, пошли к пассажирам… – проговорил Тагрин.
– Из универсалов сначала вылезем, – отозвался Амбурцев.
* * *
Капитан решил сделать первый выход на станцию один и в скафандре.
– Кто знает, что там делалось эти сто лет… Ну всё, идите. Без меня старший на корабле – Эдвин.
Товарищи уплыли в корабль. Амбурцев задраил внутреннюю дверь, закрыл шлем и повернулся к выходу. Массивная пластина скользнула вбок. Капитан миновал короткий швартовочный модуль. Его притянуло к полу – здесь уже работало искусственное гравиполе станции. Амбурцев набрал код, взятый из Морисовой базы данных, и открыл дверь. Тамбур был здесь не такой, к которым он привык. Старая техника… Но стандарты не изменились, что было дорого.
Он поднял к глазам левую руку. В рукав, выше перчатки, были встроены приборы контроля среды. Жарковато, однако – триста пятьдесят четыре по Кельвину[1]. Гравитация – ниже нормальной земной. Давление высокогорное, семьсот десять. Но в целом понятно: энергетические установки «живы» и работают.
Он перевёл взгляд обратно на термометр и удивился. Цифры мелькали, сменялись. Показания прибора остановились на двухстах девяноста пяти