– А всё! – ответил я.
– Всего знать невозможно, тем более вот про это, – мутно возразила творческая женщина, разведя туман руками.
– А я вот знаю…
Меня опять прервали. Из мрака, на свет луны, вышел низкорослый, лысоватый мужчинка в дорогом твидовом костюме и при галстуке. Таких граждан не часто встретишь на кладбище вечером, но порой, бывает, и встретишь.
– Прошу прощения. Разрешите представиться – Бубенцов, – высоким и правильно поставленным голосом, сказал он. – Профессор философии Бубенцов.
Он старомодно шаркнул короткой ножкой и поправил галстук. Журналист Якин пристально рассматривал незнакомца, словно что-то вспоминая. Грохотов осторожно спрятал бутылки во тьму. Поэтесса сложно манипулировала губами имитируя воображаемый минет. Мужчинка неловко переминался с ноги на ногу. Ах, эти идиотские паузы!
– Присаживайтесь, прошу вас, – пришлось сказать мне. – Мы тут, как видите, отдыхаем. И, так сказать, интеллектуально онанируем.
– Спасибо, – ответил профессор философии. – Я слышал вашу беседу. Её тема показалась мне достаточно интересной, только я так и не понял, что вы пьёте?
– Ну, предположим, «Малиновый звон», – вызывающе отозвался Грохотов.
– Понятно, – кивнул мужчинка. – А позвольте предложить вам водки, настоянной на можжевеловых ягодах. Ягодки с нашего кладбища уникальны, друзья мои.
– Всенепременно! – расплылся в улыбке Грохотов.
Журналист Якин недружелюбно посмотрел на него, потом сплюнул и достал новый пластиковый стаканчик. Профессор извлёк откуда-то из-за пояса литровую бутыль матового стекла, в которой плескалась некая жидкость.
Опять стакан пошёл по кругу. И это была не водка, а диктатура пролетариата плюс электрификация всей страны! Лично в моей голове стрельнула «Аврора», был взят Зимний и началось интенсивное строительство бесклассового общества. По-видимому, у всей нашей компании произошло нечто подобное. Профессор тут же был принят в наши ряды и беседа продолжилась на ином уровне.
– Ебля не есть метафора, она факт! – громыхал журналист Якин. – Факт, ни чем и никем не отрицаемый. Она чётная гармоника в спектре общественного шума. Её не запретит даже президент! Она всуе…
– Не передергивай, журналист, – перебивал его Грохотов. – Ебля ранима, как пятиклассница. Нужна, как банный лист в жопе. То есть, к жопе. Позвольте, причем тут жопа? Я же не о жопе…