На этом отличия зала от её ожиданий не заканчивались. Окажись она здесь одна, не зная, что к чему, она бы решила, что зал этот от какого-нибудь давно брошенного дворца: часть стен оплетал плющ, а посередине зал пересекал крохотный ручей, извиваясь между плитками, больше напоминавшими мостовую, чем нормальный пол. Исабель едва не споткнулась о древесный корень и окончательно перестала что-то одобрять и понимать. Между окнами в каменных проемах (тут плющ всё-таки догадались расчистить) то и дело вспыхивали ей пока неизвестные символы и гербы, распахивались двери, на мгновение приоткрывая то беспечально согретые теплом и солнцем дворцы юга, то уже готовившиеся к долгому снежному игу города севера. Через эти порталы в атриум входили всё новые и новые люди, и только это и доказывало Исабель, что они не заблудились, а оказались именно там, где и должны быть.
Нет, конечно, её дед не заблудился бы (одна эта мысль была абсурдной), но и то, что приемный покой академии, где только лучшие из лучших, рожденных с даром её народа, могли надеяться учиться, будет выглядеть вот так… фривольно, было тоже на грани абсурда, а то, пожалуй, и за ней. Новоприбывшие же оглядывались, одни – словно зачарованные волшебством, которое видели впервые, другие – улыбаясь атриуму, как старому другу. Затем оглядывались более прицельно: искали родных и знакомых, обнимались, кланялись, расцеловывались – то по-дружески, то склоняясь формально или с фамильярным кокетством над дамскими запястьями. Всюду царил негромкий гул разговоров, обмена новостями и сплетнями, и в этот гул вплеталось, будто нежные голоса флейт в сумбурный оркестр, пение невидимых птиц.
Даже на редких приемах в доме деда Исабель не видела столько людей сразу и никогда – такого количества своих сверстников. Учитывая, что они прибыли не первыми, но далеко не последними, а люди всё продолжали прибывать, соискателей, стремящихся пройти Испытание и стать учениками Академии Трамонтана, в этом году будет много. Взрослые не спешили одергивать удивлённых и завороженных подростков, прибывших в это место впервые, и лишь следили, чтобы дети оставались рядом и не проявляли дурных манер.
Исабель держалась ровно на полшага позади деда – крохотная разница, подобающая случаю. Глава семьи был крайне требователен в подобных вещах, и она постоянно сверялась с внутренним списком того, как должно: дистанция, интонации, выражение лица. Дон Фернандо остановился, и девушка украдкой скользнула взглядом по его лицу. Здесь, среди множества людей, большинства из которых не коснулась ещё седина, дон Фернандо Альварес де Толедо, герцог Альба, казался глубоким стариком. Его смуглое остроскулое лицо, будто вырезанное из темного дерева, иссекали морщины, у сурово поджатых губ, между сведенными бровями они были особенно резки. Аккуратная эспаньолка и короткостриженые волосы уже наполовину обратились в старческое серебро, но порывистость хищной птицы, в мгновение переходящей от покоя к броску, и зоркость чёрных глаз, полускрытых под пергаментно-тонкими веками, как и неизменная военная выправка, сделали бы честь и юноше.