Многие рассмеялись в голос, даже ректор.
– Справедливый укор, госпожа Дюбуа, но, увы, дело не в нашей удаленности от бульваров Лютеции. Конечно, у нас тут практически деревня, но Пиренеи – место исхоженное и пастухами, и армиями… галлийскими в том числе. И что же мешает, скажем, какому-нибудь контрабандисту – а уж эти тут все тропы исходили, – отметить и нас на карте?
– Защитные чары? – рискнула Марта.
Одиль не выдержала.
– Логически, – начала она, – он увидит чудесную готическую веранду, массивные ворота и мантикору в три раза больше его самого. И всё это на глухой тропе в Пиренеях. – Когда никто не вставил слова, она оглядела своих новоиспеченных товарищей. – Да он попросту глазам своим не поверит!
– Именно, – согласился ректор. – Вот вам и ответ, господин фон Бабенберг: если вдруг ваш товарищ не желает категорически верить в вашу способность летать, он просто останется слеп. Собственно, – он поднял руку, призывая к вниманию, – это и есть то, что отличает нас от вилланов. Не кровь ни в коем случае, не какие-то мистические способности – а вера и верность вере. Только поэтому мы можем то, что другим кажется невозможным, и видим то, к чему другие слепы.
– Значит, это может любой? – робко заметила Катлина.
– Абсолютно любой. Все дети рождаются с этим – они не имеют этих границ и запретов вообще, они не знают, что что-то невозможно – и поэтому видят всё. Другое дело, что потом они решают сами себя ограничить – и теряют доступ к источнику сил, но вернуться туда они могут всегда. И поэтому люди и творят удивительные чудеса… стоит им забыть хотя бы на мгновение, что чудеса им не полагаются.
– И вы здесь нас будете учить вере? – Леонор скривилась от последнего слова так, будто оно было особенно незрелым лимоном.
– Зачем же? – обернулся к ней д’Эстаон. – Вы и так это умеете, раз вы здесь. Мы будем вас учить осознанности этой веры, умению её поддерживать, пользоваться её возможностями…
– Верить в шесть невозможных вещей до завтрака? – вырвалось у Одили.
Ректор опять улыбнулся лукаво и светло.
– А как же! Только с этим будут трудности.
– Почему? – снова поднял голову Ксандер.
– Потому что всё меньше будет в жизни вещей, которые будут для вас невозможны.
По залу снова прошёл шепоток, но на этот раз восторженный: новоиспеченные студенты явно уже предвкушали это блистательное будущее.