– Так Вы думаете, молодая женщина должна всегда быть очень серьезной, собранной, деловой и…
– Ах, нет. Пусть она будет такой, какой ее создал Бог…
– О, Вы понимаете меня!
– Ну, я же сама – женщина!
– Продолжаю. Воздух, точно парное молоко, поил терпкостью жизни. И вот впитывая раздолье, свежесть деревни, вырвавшись из оков города, я только и делала, что радовалась и ликовала.
– Но и работали. Вы же были стенографисткой у своего профессора…
– Безусловно. Не помню, за ужином или где-то на прогулке, услышали мы эту историю. Вам действительно интересно?
– Очень.
– Священник, поведавший ее, был тогда относительно молодым, здоровым мужчиной. Но представить его юным не могла. Медленно, собираясь с мыслями, он рассказал следующее:
– Я только окончил Воронежский университет, и началась война. Сразу же ушел добровольцем на фронт. Был ранен, попал в окружение. Шли с другом по лесу, старались прорваться. Устали. Свалились под березой и уснули. Вдруг слышу сквозь сон:
– Вставай, нельзя спать, вставай!
Оглянулся спросонок – никого, и вновь задремал.
– Вставай! – раздался тот же голос, – нельзя здесь спать! – и так до трех раз. Не до шуток. Вскочил, как ужаленный, и друга пытался разбудить, в ответ:
– Оставь, спать хочу!
Я отбежал и сразу раздался оглушительный взрыв. Клочья земли, брызгая фонтаном, облепили лицо, руки, телогрейку. Когда пришел в себя, увидел: ни березки, ни друга. Одна воронка сияет, да уцелевшая ромашка головкой испуганно покачивает. С тех пор дал себе обещание стать священником…
Вскоре попал в Чеглы. Село было бедное, разрушенное, как бы рыдающее над своей разорённостью. Старался помочь, кому, чем мог. Люди, словно кроты, жили в землянках. Понемногу стали отстраиваться. Мне приходилось нелегко. Спал по нескольку часов в день. И, будто дятел, сам стучал и стучал клювом-молотком по деревянным настилам. Достраивали прекрасный храм, поднимали колокола. Они не шли наверх. Тянем, никак не получается. Годы военные. Молодые сыновья на фронте. Дома – старики со снохами. А с них спрос не велик. Устали. Колокола не поднимались наверх и все тут! Выкрикнул:
– Снохачи, в сторону, остальным остаться и помогать!
Неожиданно рывком отошли три человека, напоминавшие скользкие замшелые грибы. И колокола пошли!
Я сам побледнел, покрылся бисером пота. Растерялся, будто в чем-то провинился. Боже! Неужели такое возможно? Какой грех-то – снохачество! Вот она страшная сторона жизни! Вытер испарину, тряхнул головой, чтоб успокоиться. И… застыл, пораженный чудом Божьим…