Море утробно рокочет, а заутёсный пролесок, убаюкивая шелестом, советует доспать недоспанное ночью… Побережью тоже снятся сны. На сей раз оно вспомнило, как восемь с половиной зим назад напротив шёл драккар с серо-красным парусом.
* * *
– Харальд!
Крик раскатился от мачты до кормы, от кормы до носа, после чего улетел в море, встревожив прибрежные скалы и утренний туман. Крик был сиплый, но не от простуды, а от кое-чего иного – о чём свидетельствовал красно-синий отлив щёк кричавшего. Казалось, в горле его что-то застряло и сейчас клокотало на каждом слове:
– Эй, Харальд! Тут бочка протекла!
Крикун на корточках сидел у связки бочек возле мачты.
Бока его раздавались в стороны, как подобает бокам в пору поздней зрелости, хотя в бороде-волосах ещё не было ни сединки – при том, что на лице почти не осталось места, свободного от растительности. Даже глаза с обвислыми веками скрывались под бровями, разросшимися как еловые лапы в разные стороны.
– Найди и выкинь!.. – донеслось с места кормщика.
– Ух-х, – Крикун что-то буркнул ещё в ответ и пополз под полотно, накрывающее припасы…
Только напротив старого причала серо-красное полотнище паруса надул нужный ветер. Настилы там пока что стояли, щерясь, правда, выбитыми досками.
Уже в полдень нужно встать на якорь у пристани, но они успеют. Кормщик с первых своих усов знает окрестные фиорды, мелководья, рифы и течения, поэтому драккар идёт как по маслу.
В переливчато-радужных брызгах беззвучно выгибаются весла – как деревянные плавники огромной касатки. Вспарываются одна за другой волны, и за кормой, пенясь, крутятся весёлые белые барашки. Перламутрово-серые полосы на небе созревают, на глазах наливаясь жёлтыми, сиреневыми и тёмными соками. Солнце зависает над морем, но звёзды пропадать не торопятся. От воды поднимается туман, и они, теряя яркость и блеск, дрожат в его редеющей дымке. А может, это они смеются над разговором, который сейчас пойдёт на крошечном и далёком от них драккаре с серо-красным парусом…
Хёгни подменил конунга Харальда на руле, и Харальд пошёл к носу. Неторопливо, держа за поясом большие пальцы. Посматривая, как остальные взрезают вёслами волны под свирель Свейна – приятеля оравшего про протекающую бочку Кнуда. Правый ряд, левый… Левый, правый… Всякий раз перед Харальдом с одной из передних скамей маячила широченная спина в стёганой кожанке.