торопясь вернуться в тело умирающего старика,
ибо жизнь и смерть должны иметь хотя бы видимость постоянства.
…А наутро лечащий врач, обходя за палатой палату,
привычно остановится, повздыхает подле его утлой постели,
задумчиво прислушиваясь к дыхательному аппарату,
вглядываясь в светлую ниточку на мониторе, дрожащую еле-еле.
И ему, дивящемуся безжалостно-цепкой природе
человеческого метаболизма, будет, как всегда, невдомёк,
что это не жизнь из одряхлевшего тела уходит,
а морская волна впитывается в вечный песок…
Участник Третьей Мировой
Вздохнул: «Встречай, Москва!»
Стучал костыль по мостовой,
и третья голова
сказала первой голове:
«Смотри, братан, сюда:
здесь Кремль стоял у нас в Москве,
на нём была звезда.
А где воронка – был собор,
а дальше – Мавзолей.
Там фон повышен до сих пор,
идём в обход скорей».
Он пробирался меж руин,
спешил, насколько мог,
о трёх обличиях – один,
как триединый бог.
Шагая, руку опустил
в карман шинели он –
и вдруг издал что было сил
протяжный горький стон,
и беспросветно зарыдал,
предвидя злой исход:
ведь он сегодня потерял
талон на кислород.
Что скажет милая жена?
Что скажут сын и дочь?
А жизнь у каждого – одна…
Но чем семье помочь?
Нет у него секретных льгот,
друзей на базе нет,
и запись на пять лет вперёд
в родимый сельсовет…
И, скорбно сняв с груди медаль
за город Вашингтон,
со всех голов своих сорвал
противогазы он;
и пал, обняв свою беду,
издав последний крик,
у всей столицы на виду
усталый фронтовик.
…Струил рентгены солнца диск,
пылился ветеран.
А мимо шёл, пугая крыс,
огромный таракан.
Минувшее кроется в будущем, словно война,
которая теплится в наших звериных зрачках.
Предметы давно потеряли свои имена –
и мы нарекли их другими… Но горечь и страх –
ожившие тени былого – они не уйдут:
они ещё слышат дыхание прошлых имён;
бесстрастный звучит камертон, призывая на суд;
и каждый ещё не рождённый уже осуждён
на злые – по вещему Фрейду – подспудные «я»,
на кровосмешение знаков событий и мер
по предотвращению собственного бытия,
на это кружение, это сложение сфер
чужих интересов… И радостно бдит вороньё
совсем недалече, коль ты, безоружен и наг,
принёс в дольний мир свою плоть; и вкушает её
меняющий лики досужий любой хронофаг…
И даже когда различишь в знаменателе ноль –
сумеешь понять ли придуманный дьявольский ход:
в итоге простого деления тёмная голь