Я был в смешанных чувствах. Очень мило было со стороны брата отвлечь мальчика, но получалось, что это он завоевал его сердце. Я грустно улыбнулся и стал рассматривать свои передние лапы. Пара объявила, что это тот самый пес, о котором они мечтали, а я размышлял, когда же Пенни выставит меня к мусорным бакам на углу улицы, воплощавшим все мое отчаяние.
Мама не находила слов, чтобы утешить меня. Все последующие дни я провел, дрожа, в корзинке у нее под боком.
«Пенни никогда не бросит собаку, – уверяла она меня. – Она найдет для тебя замечательный дом. Вот увидишь, подожди».
«Ну и ладно, – отвечал я, покоряясь своей судьбе. – Если мне суждено бродить по городам и весям остаток жизни, пусть так и будет. Может быть, я встречу на своем пути друзей и приключения, и я буду просто идти вперед».
Мама с подозрением взглянула на меня.
«Ты опять смотришь телевизор?» – спросила она.
«Только старое собачье шоу, – признался я. – Но больше – музыкальные программы. Мне будет не хватать их, когда я уйду. У Пенни хороший вкус».
«Это точно», – согласилась со мной мама.
Каждое утро, просыпаясь, я думал, что это, возможно, последний мой день в этом доме. У меня не было рюкзака и даже узла, который я бы повесил на палку, чтоб взвалить себе на плечи. По правде говоря, и вещей-то у меня не было. Но все же я готовился. При этом я не был одинок. До школы и возвращаясь из нее, Эшли составляла мне компанию. Я сидел рядом с ней, когда она делала уроки, стараясь не отвлекать ее; во время обеда я забивался под ее стул. Каждый раз она тайно вознаграждала мою преданность кусочком чего-нибудь вкусненького со своей тарелки. Она любила фигурные макароны – спагетти-алфабетти, и мне удавалось за обедом учить буквы. Я не уверен, что уже тогда знал, что стану писателем, но наверняка сказался тот факт, что за минуту мне удавалось проглотить больше слов, чем за это время мог написать любой из великих.
Я наслаждался каждой минутой, но это не могло продолжаться долго. Я больше не был крошечным щеночком, да и Эшли тоже выросла. Приближался день ее рождения, и я гадал, успею ли увидеть своими глазами, как она задувает одиннадцать свечей на праздничном пироге.
Мои худшие опасения оправдались в самое утро ее праздника. Я проснулся от скрипа кухонной двери. Обычно я просыпался и начинал шуметь сам, еще до того как сюда спускалась Пенни (я скорее жаворонок, чем сова, если вы понимаете, о чем я говорю), но в тот день я предпочел свернуться клубком в корзине, где она меня и обнаружила. Мама спала крепким сном и не пошевелилась, когда я заскулил, разглядев, что Пенни держала в руках. Простая картонная коробка явно была предназначена для меня.