– Хорошо.
– Окрестишь, – прибавила она: – и зайди в лавку, купи… Не бог весть что! у вас, у господ, побольше нашего.
– Куплю, куплю.
– Вот и хорошо. А больше ничего и не надо. Куме да бабушке… А прочих не балуй. Так-то!
После этого женщина, на руках у которой был ребенок, укачивая его, отошла в сторону, а на место ее стал мужик, старый старик, и, шамкая, проговорил:
– Ежели твоя милость будет, так уж и нас со старухой не оставь… Мы родители будем Марку-то.
У него тряслась голова и хрипело в горле.
– Что пожалуешь, батюшко… Стары уж мы… Сиротство…
– Надо старичкам-то… – проговорил еще какой-то голос. – Одинокие старики… что-нибудь дай… Ты руб-то разбей… Куда ей, бабке, руб-то?..
– Что пожалуешь… Все на новорожденного-то… старикам! – хрипел старик…
– Ей, бабке-то, за глаза ежели сорок копеек, вполне будет… а по тридцати копеек старикам… Бога помолят.
– Хорошо, – сказал я, – ладно!
– А уж хозяйке, – над самым ухом, как комар прогудел, жарко дохнув, произнес Марк Иванов, – что будет вашей милости… И так благодарим покорно… Что вашей милости будет… Хоть двадцать копеек…
Всем нужно, оказывается, хоть сколько-нибудь: у всех, сиротство, все норовят воспользоваться случаем, чтобы «как-нибудь», «что-нибудь»… Тяжело мне было на душе, когда, окруженный толпой этого «сиротства», я ходил вокруг купели с новым сиротой на руках. Всем нужно, а тут еще является новый конкурент и требует еще и на свою долю. Откуда возьмет он?
Конкурент, наконец, был введен в лоно православной церкви под именем Гавриила и отправился домой на руках кумы. Повидавшись с священником и дьячком, и мы с Марком тронулись в деревню. По пути из сторожки вышел старый-престарый, кривой на один глаз сторож и низко поклонился.
– Уж за ведерочко что-нибудь! – объяснил мне Марк.
Оказалось, что Марк брал у сторожа ведро, для того чтоб принести воды в купель.
Старик низко поклонился, получив скудную лепту, и поплелся в сторожку.
В лавке мы купили два платья, причем лавочник вывел нас из затруднения разрешить вопрос о вкусах женщин, для которых они покупались.
– Кто кума? – спросил он у Марка.
– Дарья…
– Это – женина сестра, что ли?
– Она.
– Девица?
– Девица.
– Гм… – промычал лавочник и, обратившись лицом к полкам с ситцем и искрестив их пальцем снизу вверх и сверху вниз, выхватил, наконец, одну штуку и, с решительным возгласом: – Вот твоей Дарье! – хлопнул ее о прилавок, спросив: – Сколько прикажете?..