Но сколько изменений вокруг! Главное изменение – широкая, добротно мощёная дорога, по которой стремительно, почти сплошным потоком проносятся разномастные легковые (грузовых почему-то гораздо меньше) машины, да их столько, что трудно найти миг, чтобы безопасно перейти дорогу.
– Ну задолбали совсем! – в сердцах воскликнула моя сестра. Ведь нам то и дело надо переходить и на ту, и обратно на эту сторону дороги и успеть за неполный день обойти село и окрестности. Зачем нам это надо? Ну, скажем, чтобы оживить память о тех местах, где прошли самые первые годы нашего более или менее сознательного детства.
Мы с сестрой стоим на обочине дороги – сильно пожилые, со всякими скрытыми в наших организмах хворями, с трудным дыханием, с потускневшими от времени глазами, но своим внутренним взором уже видим устремлённые на нас юные, распахнутые миру глазёнки – тоже наши глаза семидесятилетней давности…
Итак, вот моя деревня – Верхние Караси.
А ещё когда-то были Нижние Караси, Сладкие Караси, деревня Карасинская. И все эти сёла, деревни, как уже можно догадаться, располагались по течению реки Караси. А река-то не ахти какая глубокая и длинная вытекает из озера Малое Миассово. Какая рыба там только ни водилась! Караси, само собой. Увесистые, крупные. А ещё мелочь, годящаяся на уху: пескари, ерши, плотва. И потребитель этой мелочи – метровые щуки!
В годы 50-е прошлого XX-го столетия в селе – я это помню – создали рыболовецкий колхоз «Пламя». В селе организовали рыбокоптильню за высоким забором. Помню и толстенного дядьку, начальника этого заведения – мы, детвора, звали его коптильщиком. Вероятно, его непомерная толщина была следствием болезни, но худосочные послевоенные жители за глаза ворчали: «Его бы самого закоптить, сало-то с боков свисает!» Но, встречаясь с ним, уважительно здоровались, а заведующий клубом во время демонстрации какого-нибудь фильма выносил ему два прочных стула. Одного стула для широкой задницы коптильщика было мало, а хлипкая лавка для всех зрителей под его весомым телом грозила обломиться. Впрочем, дядька был добрым и не обижался на дразнилки хулиганствующих мальчишек. Он просто не обращал на них внимания.
Ну так что же? Река Караси взяла своё название от рыбы карась? А вот и нет! Это тюркское слово: «карасу» означает «тёмная вода». Правда, в краеведческой литературе я встретила подхваченное интернетом другое толкование: мол, это река с чистой прозрачной водой, берущая начало из чистого источника. По-моему напутали. Слово «кара» с тюркского означает «чёрный»: пустыня Каракум – чёрные пески в Средней Азии; город Карабаш, получивший название от горы, переводится как «чёрная голова». Да и сама я, живя в Верхних Карасях и купаясь в речке, не помню светлой, прозрачной воды. Река вырыла себе русло в богатой перегноем почве, течение её медленное, дно илистое, и даже в солнечную погоду вода казалась тёмной, хотя и была чистая. И башкирам-кочевникам, заселявшим обширные края Южного Урала ещё задолго до прихода русских и давшим свои названия рекам, озёрам, горам, можно верить, когда речь заходит о топонимике края. Их топонимика точно отражала приметы того или иного географического объекта. При кочевой жизни башкир эти названия позволяли быстрее ориентироваться на местности.