Нет, телевизор работал исправно, даже, мне показалось, чуть громче, чем было удобно, а за моей спиной беззвучно, жутко и внезапно вырос Андрей.
Хорошо, что я успела закрыть раскаленную духовку, иначе я бы влетела в неё головой.
Удар был такой силы, что мне показалось, будто внутри черепной коробки взорвалась петарда.
Я кубарем отлетела в дальний угол кухни и не сразу поняла, что произошло. Когда собрала мысли в кучу, Андрей снова навис надо мной.
– Помнится, я говорил тебе несколько раз: не трогай мой портсигар, – будничным тоном сказал муж, – он должен лежать на столе, а не в его ящике. Ты что, тупая?
Портсигар. Золоченая дорогая вещь, привезенная мужем из Венеции.
Я несколько раз похлопала ресницами, безмолвно соглашаясь с его последним утверждением.
– Я … только хотела протереть твой стол от пыли и, должно быть, случайно…
– Случайно. Быть. Не. Должно.
Каждое слово сопровождалось рывком его руки, крепко вцепившейся стальными пальцами в мои пышные волосы.
Я не издала ни звука, ни когда он швырнул меня через всю кухню, ни когда выдрал клок волос. Только попыталась удержать равновесие, вцепившись в шелковые шторы, но карниз не выдержал, и я полетела на пол вместе с ними.
– Не трогай мои вещи. Тебе вообще нечего делать в моем кабинете. Там хранятся документы, которые не для твоего ума. Ты все поняла, милая? – спросил он, приблизив свое точеное лицо, с высокими скулами, безупречно выбритое.
Я кивнула. Он отпустил меня.
– Хорошо. Извини.
Потом, когда он ушел, я долго сидела на полу в слезах и никак не могла понять, что чувствую.
Ничего.
Сосущая пустота. Не было даже обиды, сплошная усталость.
Смотрю через зеркало в хмурое небо за окном, разглядываю влажные далекие улицы, потом медленно вынимаю из косметички пудру и пытаюсь сделать что-то с набухающим синяком.
В памяти проносится воспоминание о светском вечере недельной давности, на котором я сопровождала мужа. На мне было пафосное великолепное красное платье, и я была словно сгусток огня в центре зала. Завистливые взгляды женщин и заинтересованные мужчин заставляли меня нервничать, и Андрей был не слишком доволен тем, что я не улыбаюсь, не танцую и вообще не радуюсь жизни.
Он отвел меня за угол банкетного зала и пригрозил, что если я и дальше буду отравлять ему праздник своим кислым лицом, то дома он его подправит.