засмеюсь я подле семи котлов и развею по ветру пьяну песнь о кострах зелёных и полных зёрен, что врастают плотно в девичью кость, о плодах из рыхлого чернозёма, что свивает ночью немой погост.
2.
что ни люд – то каждый бежит крестясь, не из наших девка, мол, значит – бес, из соломы нити умеет прясть, под луной пускается в дикий бег.
я с сестрой-русалкой скачу по полю и вплетаю в волосы горечь трав.
хорошо же жить и дышать на воле, а не там, где чей-то прогнивший нрав, где свекровь орёт ну почти по-свински, муженёк на печке давно сидит.
я скорей взлечу Перуновой птицей, чем скажу кому-нибудь «господин».
вшила нитку лунного серебра в искажённый пламенем злым сосуд, чтоб не вытек пеплом хоть до утра да залился песней в сыром лесу посреди русалочьих жемчугов, обнимавших золото мёда трав: «говорилось – будет в любви легко, только не просохнуть потом от ран, только мне сплетать все узлы дорог, чтоб случайно к Бездне не привели – захохочет змием седой клубок и осядет звёздами у долин, где Лилит сливает огонь и кровь с золотою пряжей из Божьих рук, где шипит в шелках не один король в самом центре пьяных от солнца груд».
дрожь обнимет синюю чешую, забурлит зеркальная гладь в слезах: «дай иголку, милая, я дошью, растворит всё чёрное бирюза, что досталась нам от царя-отца, ибо горше песни лишь стон морской, хоть поётся с лёгкостью бубенца, рвёт кусками рёбра, звенит тоской».
растворится в зелени шёпот волн и заставит боль изнутри молчать, пусть сто раз над ней разнесётся вой, но не дрогнет вышитая печать, лесом льдов обняв чёрный лик огня, сделав жизнь мертвее всех звёзд и лун.
слишком поздно будет себя менять, если впустишь в сердце седую мглу.
ни огню, ни ветру, ни тонкой пряже не убрать из рёбер чужого зверя, что ни сон – то шёпот до боли вражий, что ни слово – шаг от своей же веры.
в новолунье снова плясать по иглам, сотрясать деревья глухою песней. разгорится пламенем волчье иго и взлетит, позволив к заре воскреснуть.
Каиново племя на ладан дышит, клацает клыками: «огня, огня!», чтоб до чёрно-алого иней выжечь и погост змеиным кольцом обнять, только гонят прочь его шум да гомон, блики рун в сцеплениях рук людских, мол, катись отсюда голодным комом, по ветру развейся, со света сгинь.
пусть дымятся травы, пусть пляшут птицы, пусть Самайн растянется по земле, пусть позволит злобному раствориться и у шлейфа ведьминого истлеть.