1.
ведьмин дом в вороньем плаще клокочет, изумрудным огнивом вдаль глядит, на земле могильной рисует ночью, как во тьму взлетает багровый диск и выходят тени ему навстречу, из последней воли костьми гремя.
солнце льнёт к ним, что-то там страстно шепчет в жажде их, шипящих, в охапку смять.
2.
восстаёт в ладонях смех лошадиный, как четыре всадника скачут к Ней, чтобы напоила и приютила, в колыбель запрятала по весне.
ведьме вечно ткать, над костром носиться, потчевать гостей у своих ворот, следовать за Смертью в чужих глазницах, от неё же прятаться за пером, переплётом древним, расшитым болью и сестёр, и братьев, что сквозь века кормят рёбра гневом, тоской, любовью к росчеркам заклятий на языках.
боль его безмерна и глубока, растворяет шёпотом гиблых душ, за рукой истлевшей ещё рука вьётся в петли, жестом зовёт беду, чтоб давила комом, до пепла жгла – пусть хохочет, стонет и рвётся прочь.
боль его клыкастей и злей, чем мгла, век назад поверившая в добро.
по мотивам фильма «Ноябрь» (2017) | Лийна.
до чего же жжётся калинов сок, поутру стекая дорогой волчьей, будто бы не он изливался в сон да беду лихую во тьме пророчил, мол, осыпет ставни слепой тоской – и вспорхнёшь ты воющим зверем в воду, позабыв про клятвы, людской закон, как жила-дышала своей свободой.
…целы кости – в сердце вселился бес, плоть клыками режет, щекочет, давит, за рубцом – веселье и вновь рубец, только дом русалочий ад разбавит леденящей лёгкие тишиной, где ни света белого, ни поживы – лишь скелетом жмётся поближе дно,
как сама себе и наворожила.
1.
на ладонях князя багряна пряжа, возле рёбер ворон сверкает яшмой, подойти бы близко, но скрутит стража и отправит в тёмную крыс уважить.
я плясала волком, глядела птицей и ткала с луной напролёт ночами, как шептали – помню – мои же спицы, мол, пойди склонись над кипящим чаном да пропой слова, что наружу рвутся:
«пусть клинки на солнце треща согнутся, враг отступит сам, словно заяц куцый, и победу нам принесёт на блюдце».
2.
приходил ко мне князь не раз, не сотни, не монетой – сердцем платил за службу, с каждым разом взгляд его был болотней, а в последний видел лишь пляску кружев.
через день нагрянуло в гости горе – покосила хворь сыновей и дочек, замахнулась с рыком да вмиг под корень обрубила род непроглядной ночью.