Толик без умолку болтал, явно пытаясь отвлечь ее от неприятных мыслей. Сенька махнул всем рукой и убежал. Лера-холера намеренно замешкалась в кофейной и, интимно стукнув двумя пальчиками, скользнула за редакторскую дверь. Лена, вслед за Толиком выходя в этот момент из кофейной, оглянулась, заметила вторжение, и сердце отчего-то заныло, словно в него вошла тупая игла.
Игла прочно сидела в сердце всю дорогу домой, когда она, махнув на прощание Толику, севшему за руль своего раздолбанного «Жигуленка», медленно свернула на бульвар, отозвалась тупой болью, словно кто-то пошевелил ее, когда Лена подняла голову и увидела светящиеся окна Санькиной квартиры.
«Квартира Санька – я впервые подумала «квартира Санька», а не «наша квартира»!»
От этой мысли сердце заныло еще сильнее. Открыла своим ключом дверь. Приветствие, традиционный поцелуй в щечку. Санек уже вовсю жевал только что приготовленную пиццу-полуфабрикат, от которой Лена довольно равнодушно отказалась.
–Ты чего какая-то мрачная? – на мгновенье замер Санек, удивленно глядя на ее бледное, хмурое лицо.
Лена пожала плечами, постаравшись улыбнуться с видом чрезвычайной усталости.
–Выслушала претензии от Князя.
–О, претензии Князя – это святое, – расхохотался Санек и с новой порцией пиццы отправился смотреть футбол.
Что оставалось делать? Лена тихо вошла в темную спальню и замерла перед окном, отведя в сторону тяжелый занавес. Снег, снег – легкие хлопья, покрывающие все горизонтальные плоскости, постепенно превращаясь в толстый слой, похожий на пуховое зимнее одеяло, под которым так хорошо и уютно, не слышно ни звука, спи себе, не думай о плохом. Сколько лет прошло, сколько зим, сколько тонн снега утекло вешними водами с тех пор, как она перестала мечтать о Принце? О Принце на белом коне.
Санек – каменная стена, за которой она забыла о всех треволнениях жизни, где могла спокойно читать свои любимые детективы о Ниро Вульфе и комиссаре Мегрэ. Ее не касались проблемы безденежья и безработицы, она не думала о хлебе насущном и о том, что надеть. Даже деньги никогда не считала – то была прерогатива Санька, находившего в звоне монет нечто приятное. Но разве было в этом покойном мире хотя бы на грамм счастья?
Лена рухнула на широкую постель, почти мгновенно забывшись сном.
* * *
Сны – другое измерение. Стоит лишь отключиться сознанию, как душа шагает в него, как в неизвестность космоса. Что-то забывается, словно испаряется рисунок на морозном окне, стоит лишь открыть глаза. Другие сны откладываются в памяти на всю жизнь. Стало быть, они что-то да значат?