Йэстен усмехнулся – обнаружив за собой такую, как ему показалось, постыдную слабость, как придирчивость в еде, он изрядно негодовал по этому поводу, браня сам себя.
Это было поперву. А потом, пережив вспышку самокопания, подумал – а разве постыдно помнить и любить дом в том числе и за то, как там всегда было вкусно съесть что угодно? Даже дождевая вода в большой глиняной бочке в саду казалась вкусной – в ней искрами плавали осколки солнечного света, когда зачерпываешь ладонями и сперва глотаешь чуть тепловатые капли, а потом уже плещешь в лицо, смывая усталость и пот после долгого занятия – Силас заставлял ученика упражняться с клинком или копьем в иной день едва ли не до упаду, да и сам Йэстен, бывало, увлекался не на один пятерик лучин.
Тем более что вряд ли скоро ему снова доведется отведать что-то привычное – та же вода в ручье на северном берегу была другой на вкус. Тоже неплоха – но ведь другая! Северный берег во всем был другим – и Эклис с его оливами, пиниями, кедрами и зарослями розмарина казался далеким и уже почти ненастоящим, как красивая сказка. Восьмерик дней прошел только с начала пути – а гляди-ка… насмотрелся чужих земель, голова кругом. Может, от Краймора тоже стоило поискать кого на корабле? Но что же, дело уже сделано – перелет над морем меж берегом Краймора и Ак-Карана они осилили, хоть это и было непросто.
Йэстен помешал оструганной веточкой в котелке – набросал туда душистых трав из того, что показалось ему наиболее знакомым, уповая, что питье не выйдет слишком горьким. Вода, кажется, уже достаточно согрелась – вон, легким парком исходит. Теперь снять и дать травам настояться немного – и можно пить. Тут же перед глазами всплыло, как мать суетится на кухне. По вечерам он, когда был изрядно помладше, иногда приходил к ней туда, устраивался в дальнем уголке, чтоб не мешать. Болтали обо всяком, да, бывало, Йэстен выполнял мелкие поручения вроде очистки зерен миндаля от рыжей кожицы или отделения от трав негодных, увядших веточек.
Ильма не была стряпухой при доме учителя – но по вечерам она любила готовить ужин сама, отпуская приходящую прислугу. Яркая картинка стояла перед глазами – вот она, убрав темные волосы под чепец, растирает в ступке пахучие темно-зеленые бутоны каперис вместе с белым вином и оливковым маслом, солью, чесноком да черным перцем, по каплям отмеряет густой, как чародейский бальзам, красный уксус, добавляет понемногу трав – тех и этих, и все это под негромкую песню. Мать кажется маленькому Йэстену тогда настоящей чародейкой – не меньше, чем наставник Силас. Он, помнится, долго был уверен, что мама – волшебница, маг, потому что, наверное, дядя Силас – ее родной брат, а кем может еще быть сестра всадника, умелого мага?