Что все не так просто, и Силас – не родной его дядька, Йэстен понял много позже, конечно, но эта картинка с приготовлением соуса в голове засела накрепко с той поры, как самому Йэстену было меньше семерика солнечных лет. А соус с маринованными бутонами-капери матушка готовила часто – всегда к запеченной форели, которую очень уж любил Силас. Ильма готовила ее не так, как делали почти все хозяйки Эклиса – те оборачивали рыбу крупными виноградными листьями и обмазывали тонко мягкой глиной и клали в угли средь печи. Глина сделается корочкой, ее нужно будет разбить, а листья – убрать, и вот она, рыба – разломи вдоль и ешь. А Ильма, уроженка раскинувшегося на островах Торросса делала так – перекладывала рыбину ветками розмарина и засыпала ее, цельную, крупной морской солью на металлическом блюде – и только потом в печь. Получалась искристая корка, ее точно так же раскалывали и вынимали из нее сочную розовую мякоть форели… Силас утверждал, что так вкуснее и напоминает кушанья из его собственного далекого детства.
Йэстен улыбнулся – что же, домашние милые радости остались далеко. Придется ему теперь ловить рыбу в местных ручьях – и повезет, если таки попадется форель! Запечь рыбу, какая бы ни попалась, в корочке из глины, впрочем, представлялось неплохой идеей – но потом, потом… рыбалка, нормальный костер. Все потом. Да, запасы, конечно, стоит поберечь, да только вот в сон его стало клонить с неодолимой силой. Йэстен поморгал, с усилием подтянул к себе котомку, чтоб убрать в нее недоеденный хлеб, а после, забыв о травяном отваре, свернулся под боком у Ская, накрылся плащом с головой – и уснул. Полет через туман утомил и всадника, и дракона больше, чем они ожидали.
Проснулся Йэстен от навязчивого, въедливого звука. Звук вползал в уши, ворочался в голове беспокойным клубком докучливых мошек, побуждал откинуть плащ и грозно вопросить – кто и почему гремит?
– Кто здесь такой? – недовольно воскликнул юноша, выдираясь из теплого кокона плаща и крутя встрепанной головой. – Назовись!
Ответом ему стал противный смешок – вряд ли человеческий, больше похожий на звериное фырканье. Так, бывало, выдры заливаются, вспомнил Йэстен. Но не смех неведомого существа – его всадник сперва в самом деле принял за выдру или енота – разбудил Йэстена. Этот «кто-то» сидел и стучал по краю котелка камнем – выстукивал мелодию, выходило у существа совершенно ужасно в своей нескладности.