– На Машиниста, с мамкой, – с самым серьезным видом ответил Мишаня.
– Кажется, припоминаю, – Макар Иванович потер пальцами виски, – это не в двадцать ли восьмом доме?
– Так и есть.
– Ну и что у вас, Михаил, за грусть-тоска? – участливо спросил Макар Иванович.
– В кино хотел, да мамка денег не дает.
– Эка невидаль? Так твоя мамка и мне денег не дает, – усмехнулся Макар Иванович, – но это же не повод на пруду рыбу пугать?
– А что, – растерянно протянул Мишаня, – она и вам должна деньги давать?
– Почему бы нет? В нашей стране все люди братья, а доброта – норма жизни, ну в смысле – взаимовыручка, ты мне – я тебе.
– Норма? – переспросил ничего не понимающий Мишаня.
– Ладно, не бери в голову! – Макар Иванович хлопнул мальчонку по плечу. – Тут вот какая история произошла, давеча сижу на завалинке, пролетает надо мной галка и, бац, роняет что-то прямо мне на плечо.
– Какашку? – захихикал Мишаня.
– Вот и я так подумал, – тряхнул головой Макар Иванович, – принял птичий подарок в руку, смотрю, а там…
– Что? – нетерпеливо спросил Мишаня.
– А вот что! – Макар Иванович протянул к мальчику открытую ладонь.
И Мишаня увидел повернутую решкой к небу двадцатикопеечную монету.
– Ну, я сразу и понял, – продолжал Макар Иванович, – что это подарок для одного мальчика, которому очень хочется попасть в кино…
– Какому мальчику, – замирая сердцем, тихо спросил Мишаня.
– Да знамо какому! Из дома двадцать восемь на Машиниста.
– Мне? – Мишаня почувствовал, что теряет дар речи.
– Ну, если там проживает другой мальчик, то, может быть, ему.
– Нет, там только один мальчик проживает, я!
– Вот-вот, и я о том. И этот мальчик может опоздать к началу сеанса, если не поспешит. А после фильма он может купить на вокзале эскимо на палочке. Жаль, правда, одной копейки ему не хватает.
– А вот и хватает! – радостно закричал Мишаня. – Копейка у меня есть!
Он тут же достал из кармана монету и показал ее собеседнику.
– Отлично, – воскликнул тот, – забирай свои деньги и дуй в клуб, до начала сеанса осталось двадцать минут.
Мишаня не заставил себя упрашивать дважды…
Он вернулся домой к обеду в бодром или, скорее, даже веселом настроении. В полголоса напевал:
Батарея – огонь, прямая наводка.
Первый, слышишь, нам медлить нельзя,
После боя ребята помянут нас водкой:
Вызываю огонь на себя!
Мать, затевая стирку, перебирала Мишанины майки и рубахи. В металлическом ведре шумел, нагревая воду, кипятильник.