Отец внимательно посмотрел на меня.
– Лео, это была случайность. Ты не виноват в том, что произошло с Фрэнсисом. Это не значит, что тебе нельзя заботиться о ком-то сейчас. Люди учатся на своих ошибках. Теперь ты будешь внимательнее.
– Но это была не просто ошибка. Это был Фрэнсис, – упрямо отозвался я.
– У всех есть право на второй шанс.
– Надеюсь, – меланхолично отозвался я. – Что сегодня тебе сказал доктор?
Отец заметно напрягся.
– Ничего нового. Просто я думал, что твоей маме стало лучше, но она все еще в прежнем состоянии.
– Не думал, что сахарный диабет это настолько серьезно.
– Любая болезнь дает свои осложнения, – сказал отец, – но врачи очень стараются все исправить.
Больше я ничего не спрашивал.
Дома мы оказались около девяти вечера. Я умирал от голода, поэтому отец отправился на кухню, чтобы заняться приготовлением позднего ужина. Он так сильно устал, что не стал даже переодеваться. Просто скинул пиджак на диван и закатал рукава белой рубашки, чтобы не испачкать ее соусом или чем-нибудь еще.
Щенок носился по гостиной, принюхиваясь к вещам. Вскоре он налетел на коробку с моей сломанной приставкой, тихо зарычал на провода, а потом спрятался за кресло. Я лежал на полу, подперев голову руками, и наблюдал за ним, пытаясь понять, какое имя ему подходит.
– Хочешь быть Гюнтером? – спросил я, когда он подбежал ко мне, – или Клаусом? М? Тебе не нравится? А что же тебе нравится, трусишка?
Кажется, от этих имен он был не в восторге, потому что даже ухом не повел. Тогда мой взгляд упал на полку с мамиными книгами. Это заставило меня вспомнить кое-что. Нашу первую собаку мама назвала в честь Фрэнсиса Скотта Фицджеральда21. Я решил, что это хорошая идея – назвать щенка именем какого-нибудь писателя.
– Я придумал имя, – сказал я за ужином.
Мы ели в тишине – без телевизора или радио. После утомительного дня хотелось покоя. Рядом с моей тарелкой лежали таблетки, которые мне следовало выпить перед сном.
– Да? И какое же?
– Оскар. В честь Оскара Уайльда.
– Оскар, – повторил отец. – Да, хорошо. Маме понравится, – одобрительно кивнул он.
– Я тоже так думаю.
За вечер я ни разу не вспомнил о Ванденберге.
1
Сейчас я осознаю: тот год, год, когда все случилось, был одним из самых тяжелых в моей жизни. Кто знает, как бы все сложилось, если бы я не поехал с отцом тем зимним вечером. Возможно, я бы вырос другим человеком – куда более приличным, чем теперь. Я сходил с ума, гадая, что было бы, если бы Хольгер Шрайбер держал свой ингалятор при себе. Не забудь отец передать документы в нужный момент – нам бы и не потребовалось никуда ехать, но он торопился домой, потому что накануне я устроил глупую ссору. Я сам привел себя к этим событиям.