Несмотря на вечную занятость, родители все же пытались посвящать мне все свободное время, но его было слишком мало, поэтому я рос самостоятельным ребенком. В первом классе ребят после занятий встречали родители, бабушки, дедушки, сестры или братья, но я добирался до дома сам. Пустотой и звенящей тишиной меня встречала наша квартира на Брудервердштрассе. Я проворачивал ключ в замочной скважине, с лязгом распахивал дверь, бросал рюкзак на полку для обуви и замирал, прислушиваясь. Кто-нибудь дома? Никого. Потертый паркет. Пятно от кружки с кофе на диванном столике. Почта, которую никто не разобрал. Пылинки, танцующие при резком свете дня. Стайка бумажных журавликов на кресле – их складывала мама, когда папа читал ей вслух свои статьи. Немой диалог с вещами родителей до самого вечера.
В тот день, перед Рождеством, когда я вернулся домой от своего школьного друга Бастиана, тишина показалась мне еще более оглушительной, чем раньше. Я уже привык к ней, научился ее терпеть и игнорировать, но тогда безмолвие окружило меня, сжало со всех сторон. Возможно, это было предзнаменование, а может, я был вымотан уже тогда. Я нервничал и плохо спал, потому что все время переживал из-за мамы. Она вторую неделю лежала в больнице – из-за сахарного диабета у нее началось осложнение. Необходимо было провести очищение крови и гормонотерапию, поэтому одним только домашним лечением было не обойтись. Мы с отцом были на взводе. Я видел, что ему хочется оставить работу, отменить каждого пациента, записанного на прием и броситься к маме, но он не мог этого сделать, потому что знал об ответственности больше моего и не уставал твердить, что зарабатывает деньги на лечение. Я же взял за привычку сбегать с последних уроков, чтобы провести время с мамой, но в тот день меня к ней не пустили, и я пошел к Бастиану, который уже неделю болел ангиной и торчал дома. Пару часов мы поиграли в приставку, потом разогрели остатки пиццы, которые обнаружили в холодильнике, и полчаса прикидывали: умрем мы или просто отравимся. Обычно в компании Бастиана мне становилось лучше, но тогда я все равно был какой-то нервный и решил, что лучше пойти домой, включить музыку на полную громкость и немного поваляться в ванне. Насчет музыки я передумал почти сразу. Стоило пересечь порог квартиры, и я решил – нарушать тишину нельзя. Вместо горячей ванны я умыл лицо холодной водой и отправился в гостиную. Я уже жалел о том, что так быстро сбежал от Бастиана, но повернуть обратно не мог. Его тетя уже должна была вернуться с работы – гостей она не любила и всегда держала Бастиана в ежовых рукавицах.