В другие дни он тоже видел из окна церковь. Только в голову тогда приходили иные мысли: наплывало глухое раздражение и недовольство, как будто эти белые некогда стены, увенчанные луковкой с крестом, виноваты во всех его напастях и бедах. Темная вода вскипала ненавистью, и ему хотелось разрушить, разорвать эту картинку в оконной раме, что он мысленно и делал, сразу после этого успокаиваясь.
Книги, которые он прочитал, можно было перечесть по пальцам одной его руки – их бы вполне хватило. Его знания об огромном человеческом мире, раскинувшемся в толще веков и необъятности континентов, были крайне скудны. Но от того он не чувствовал себя ущербным, как, впрочем, и от своей физической слабости: между ним и целым миром пролегла полоса темной воды, на поверхности которой писалась летопись его побед над сильными, умными, дерзкими, удачливыми – над всеми, кто однажды попадал в сферу его восприятия.
После восьмого класса он пошел в ПТУ учиться на автослесаря. Потом работал в автоколонне. От армии его освободили по причине плоскостопия. Раньше ни о чем подобном он и не подозревал – была лишь тупая боль при ходьбе, к которой он давно привык и не замечал. После медкомиссии он долго рассматривал свои ноги, выворачивая кверху ступни, но ничего особенного так и не усмотрел. (Через несколько лет он с режущей душу тоской будет вспоминать это мгновение – каждую мозоль и заусеницу на своих расплющенных ногах, – а зубы до боли прикусят распухший язык…). В это время Сергей уже в полной мере приобщился к спиртному – это было нормально в его среде, за это его никто никогда не осудил…
* * *
Наступил 197… год. Отец в очередной раз вернулся из мест не столь отдаленных. В свои сорок с небольшим был он практически полным инвалидом: туберкулез съел легкие, а водка основательно иссушила мозги. В его лексиконе преобладал отборный мат, с помощью которого он и общался с миром, выражая всем свое твердое неодобрение. Сергей теперь частенько пристраивался на кухню к общему застолью и выпивал наравне со всеми. А пили все, от чего только можно было запьянеть: пиво, водку, дешевое вино, самогон, брагу, одеколон; когда не было этого – пили нечто из аптечных пузырьков и даже клей БФ. Закусывали редко, да и зачем это, когда цель – одурманить мозги? Потом спали кто где: на кроватях, на полу, в туалете… В порядке вещей были всякие мерзкие выходки. Чувство здорового стыда давно было выставлено за их обшарпанную дверь.