Рефаим услышал возбужденный шепот, прерываемый сдавленным смехом. Вскоре из-за двери высунулись головы двух девушек. Отец перехватил взгляд старшей дочери Севар – она слишком откровенно, с заметным интересом рассматривала нового работника, который, судя по всему, был ненамного старше нее.
– Севар! Мариам! – с негодованием прикрикнул на бесстыдниц отец. – Хворост принесли? Скоро очаг совсем остынет! Вы что, ждете в гости Ахримана?
Огонь в очаге, по поверью в этих краях, не должен был гаснуть ни днем, ни ночью. Иначе это могло повлечь за собой появление в доме дайвов – слуг беспощадного злого духа Ахримана.
Девушки спрятались за дверью.
– Принесли! – запоздало послышалось оттуда. Митридат с чужестранцем зашли в мастерскую.
– Как он хорош, этот новый работник отца! – сползла по стене на пол старшая из сестер, круглощекая Севар. – Ты видела, какие у него глаза! Как два солнца! Он мой бог! – мечтательно произнесла она.
– Он похож на дайва! Страшный и черный! – хихикнув, неосторожно пошутила младшая сестра.
– Сама ты похожа на дайва!
Севар, несмотря на пышные формы, легко вскочила на ноги. Приблизившись к сестре, схватила ее за косу и рванула на себя.
– Скажи: он самый лучший! – потребовала она.
– Пусти, мне больно! Он самый лучший! – чуть не плача воскликнула Мариам.
Она давно привыкла во всем подчиняться вспыльчивой командирше Севар, несмотря на то, что они последовали одна за другой у матери с разницей всего в один Новруз[19].
– Он самый лучший, – повторила удовлетворенная ее ответом Севар и выпустила из рук косу. – Он самый, самый…и он будет мой!
– Ты с ума сошла! – в страхе прошептала Мариам, младшая, но не настолько глупая, чтобы не понимать, чем чревато осуществление подобного желания.
Она выглянула во двор – не долетели ли слова сумасбродной сестры до ушей строгого родителя.
– Ты хочешь наслать на дом гнев наших богов? – зашептала она возмущенно громким шепотом. – Он же иноверец! Неверный! Нечистый!
Мариам не на шутку испугалась за свою сестру.
– Мое сердце твоих слов не понимает!
Севар еще раз дернула сестру за косу и закружилась по комнате, заливаясь счастливым смехом.