Екатерина Павловна чуть нагнулась и распахнула объятия для внучка. Тот нехотя в них вошел.
– Суслик, ой да, суслик, не замерз? – поинтересовалась «замша» у невинного дитя.
– Неа, ба, ты мне купила, о чем договаривались?
– Ах ты какой, негодник, сразу про подарки. Не гоже? Тут между прочим юноша с мой работы. Глянет, какой ты хитрый, сразу за подарками лезешь, подумает, чего не то…
– А, это твой пёс что ли?
Мальчик глядел на меня своими четырьмя глазами и лыбился во все свои без малого десять зубов. А я же просто хотел пройти мимо. Пролезть по узкому тротуару через выросшую из людской плоти, норковой шубы и зеленого шарфика гору тщеславия. Зайти в продуктовый магазин и купить парочку «дошираков» и молочный коктейль. Хотел быть может ужраться в усмерть можжевеловой настойкой, охлаждающейся у меня в холодильнике. Но нет. Меня назвали псом. Оскорбили так, как никто и никогда. Оскорбил ребенок. Повинное ныне дитя, у которого не было ни единого шанса сказать что-то иное или же просто промолчать, ведь его бабушка сука. Его бабушка – лицо своего еще несмышленого внука. Не повезло Суслику обзавестись таким хитрой, подлой мордой, которую сразу же приняли бы в моем дворе.
Я закипел как чайник, загудел как паровоз, хоть этого никто и не услышал. В общем то я и не хотел, чтобы кто-то почувствовал мое нетерпение. Я не Магомет-демонстратор и никогда им не был. В целом, я не сторонник ни одной религии. Если уж и хотелось, чтобы меня наградили амплуа, то я бы согласился именоваться «человеком дела» или стахановцем, если бы предстояла личная встреча с Владимиром Ильичом. И да, мам, да, пап, коверкаю я это понятие, которое вы оберегали во мне с пеленок, которое телами защищали и в восьмидесятые, и в девяностые, и в нулевые. Которым вы укрывали меня от проливного дождя на запутанных улицах. В каждом твоем поцелуе, мама, я прекрасно вижу то, что значит для тебя эти два слова: человек дела. В каждом кулинарном шедевре твоего приготовления, будь то салат «Подсолнух» или макароны по-флотски, я чувствовал значимость этого выражения. Ты словно бы подкармливала меня своей верой в будущее России. Отец, теперь о тебе. Пускай мы не так часто общались, лишь единожды вместе скатались на озеро порыбачить, хоть ты, как и я, любил изловить ротана покрупнее и обматерить его за внешнюю убогость. Я тебя боялся, и ты меня, кажется, тоже. Я ценю твои