Часовые на мосту, … пуговицы в ряд!
Проводи нас до ворот, … все пуговицы в ряд, все пуговицы в ряд!
Идет солдат по городу, по незнакомой улице,
И от улыбок девичьих …все пуговицы в ряд!
Не обижайтесь девушки, ведь для солдата главное,
Чтобы его любимые… все пуговицы в ряд!
Зрители уже сложились пополам, в истерике, а ведь впереди еще один уморительный куплет, с припевом.
Вот как консерваторское братство высмеяло один из студенческих кошмаров, службу в армии, – как правило, в музвзводе Сибво.
В общем, мы ничуть не пожалели, что не ушли спать домой, в общагу.
И репетиция, и работа над выпуском закончились только в пятом часу ночи. До утренней лекции оставалось всего ничего. Только мучительно хотелось спать.
Тогда Маринка устроилась ночевать на кафедре истории музыки, на кушетке, а меня Ниночка по блату отвела на кафедру марксизма. Там стояло большое удобное кресло. Забравшись на него с ногами, укрывшись своим пальто, я отрубилась…
Меня разбудил телефонный звонок.
…Вокруг резкого звука в моем просоночном состоянии тут же образовался какой-то фантасмагорический сюжет, затем сон оборвался.
Не открывая глаз, протянув руку в направлении звука, я сняла трубку:
– Але… Кафедра истории музыки…
Открыв один глаз, спросонья увидев на стене в рамке профиль вождя, я сообразила, что история музыки тут не при чем…
– Ой, нет: кафедра марксизма-ленинизма, – плохо владея не проснувшимся еще голосом, исправилась я.
– Что?! Кто это?! Что Вы там делаете? Как фамилия? – услышала я металлический тембр, от которого с меня мигом слетели остатки сна…
…На лекциях по истории партии эта дама, обводя острым взглядом поток первокурсников, не только пофамильно опознавала тех, кто сидел на лекции, но и засекала всех, кто на нее не пришел.
Заведующая кафедрой марксизма, подтянутая крашеная блондинка с вкрадчивой и даже ласковой речью, от которой становилось не по себе, была злопамятной и мстительной. Отмечая тех, кто позволяет себе опаздывать, кто не проявляет должной активности на семинарах, кто пропускает демонстрации, припоминала им все это на ближайшем экзамене. Недостаточное усердие в идеологическое сфере само по себе приравнивалось к проступку, не говоря уж о прямом диссидентстве. Она никогда не повышала голоса, но от нее веяло чекистским прошлым нашей страны, которое мы уже не застали, но интуитивно ощущали, в виде мороза по коже.