Где-то через час-полтора нас начали вызывать по фамилиям и выводить из камеры небольшими группами-началась толчея и сумбурное движение. Постепенно становилось более свободно, но и это продлилось недолго. Вскоре в числе названных прозвучала моя фамилия. Ответив, как того требовали конвоиры я начал пробиваться к выходу, таща за собой свои пожитки. В коридоре также находились конвоиры, однако собак было уже значительно меньше. Как правило в таких целях использовались немецкие овчарки и лишь иногда можно было увидеть какую-либо другую породу, сродни волкодавам. Мне приказали встать лицом к стене рядом с остальными вызванными, красноречиво указав дубинкой на отведённое место. К нам присоединилось ещё несколько человек, включая и Виктора, к нашей общей радости, которую можно было увидеть в его глазах, да и в моих, я думаю-тоже.
Укомплектовав группу, нас повели куда-то, то и дело останавливая, чтобы открыть или закрыть бесчисленные решётчатые двери. Коридоры здесь были более просторны, чем в Глазовской тюрьме, но потолок более низкий. Вскоре нас ввели в камеру и захлопнули за нами двери. Камера было большой, но количество людей, содержащихся в ней не подавалось описанию. Более пронырливые из нас бросились к свободным местам, занимая ещё не занятые нары, расталкивая друг-друга. Мы с Викторм не сообразили вовремя и остались на месте. Небольшой пятачок возле двери освободился и я, оглядевшись по сторонам, нашёл более-менее свободное место на полу, рядом с какой-то группкой сбившихся в кучку людей.
Поставив на пол свои сумки я с облегчением присел на них-ноги уже дрожали от напряжения, тем более, что толком передвигаться у нас не было возможности за 9 месяцев содержания в тюрьме-моё следствие и судебный процее, включая ожидание на ответ кассационной жалобы, заняли именно этот период времени. Некоторые ожидали решения своей участи и того дольше-сколько же сидел Виктор я не помню, но по-моему больше меня. Я жестом пригласил Виктора присоединиться ко мне, указав на свободное место рядом. Однако ко мне подошёл уже пожилой человек и как бы невзначай спросил:
– Ты что-обиженный?
Я отрицательно и в ужасе затряс головой-обиженными называли тех, кого опустили в тюрьме или тех, кто являлся гомосексуалистом по свободе.
– Здесь же обиженные сидят, -предупредил он меня и я тут же вскочил с места и шарахнулся от них, как от чумы, схватив свои вещи. Подойдя к Виктору я задумался, где бы нам расположиться, оглядываясь по сторонам. На наше счастье нас окликнул какой-то довольно симпатичный мужчина с усами: