В гвардейские цвета, как шлюха, разодет…
Легко получен был, в те дни, Престолом папским
В России – при дворе! – удобный резидент.
«Mon diplomate-papa» был выдан мне «в аренду»
Для помощи, как связь, надёжная всегда.
Всё остальное – вздор!.. красивая легенда
Для умилённых душ сентиментальных дам:
«Красавец-инсургент, преследуемый властью,
Бежавший, чтоб спастись, в российские снега,
И благородный друг, в судьбе его участье
Принявший, как отец»… Пошлейший балаган!
Мой скромный тайный труд потомки не оценят:
Им не ясны мои падения и взлёт.
Я – лишь звено в цепи, кующейся для цели,
К которой Орден наш столетия идёт.
Какие там любовь и страсть – вблизи от трона —
К родившей трех детей красавице пустой!..
Вы думаете, мне нужна была матрона,
Беременная вновь, на месяце шестом?
К чему бы мне молва?.. и ярость рогоносца?
Но ясен был приказ, а это – не пустяк!
И я прикрыл собой интрижку венценосца,
Скандалом скрыв скандал – внебрачное дитя.
Интриги… вызов… брак… – всё это изменить бы!..
Кричали, что я трус… хотя, не в этом суть.
Вы думаете, мне нужна была женитьба,
Чтоб с глупой клушей жить в своём именье Сульц?
Но я – иезуит, и права не имею
Опасности – любой! – свою подвергнуть жизнь
Без разрешенья тех, кто рангом покрупнее,
Поскольку жизнь моя не мне принадлежит.
Но уж когда вконец зарвавшимся штафиркой
Был нагло оскорблён приемный мой отец,
Я право получил в штафирке сделать дырку,
Ему, как дворянин, ответив, наконец.
Иезуит иметь стальные должен нервы
И должен сделать всё, чтобы остаться жить.
А раз уж должен жить – стрелять обязан первым.
Спокойно. На ходу нахала уложив.
Пройти пяток шагов – не так уж это много.
И в несколько секунд конфликт был разрешен.
Я не хотел убить: стрелял не в грудь, а в ногу.
Проклятая судьба!.. он слишком быстро шёл.
Я понимал, куда ревнивец будет метить —
Он целился в меня, на грязный снег упав —
И, ощущая взгляд, дуэльным пистолетом
Я прикрывал не грудь, я прикрывал свой пах.
Он – неплохой стрелок. Меня он ранил. В руку.
И недоволен был. Но, честно говоря,
Я думаю – с лицом, скривившимся от муки,
Он не в меня стрелял: он целился в царя.
И что же? Мне теперь раскаиваться в этом?
Подумаешь – поэт! Да что мне до того?!
Достаточно вполне, что я свою карету
Данзасу предложил, чтоб увезти его.
Конечно же, арест с дознанием – не праздник:
Дуэли со времён Петра запрещены, —