«Животное» поскребло лапой толстое стекло, качнулось и, обессиленное жарой, пало на бетонные ступени дома торговли.
Внутри здания было прохладно, как в церкви. Пожилая женщина в рабочем халате складывала пирамидой бурые куски хозяйственного мыла, а больше никого не было. Художник издал приветственное «здрасс…», оставшееся незамеченным, и, бормоча под нос «пора, пора приодеться, обносился до неприличия», стал подниматься на второй этаж, где, согласно указателю, размещалась секция мужской одежды.
Торговый зал был залит солнечным светом, гулок и безлюден, если не считать молоденькой кассирши, склонившей песочную челку над пухлым томом, пристроенным к кассовому аппарату.
– День добрый,–произнес Борис Сергеевич, – а… а мне рубашку купить нужно. Воротничок 44.
Кассирша подняла взгляд от страницы, улыбнулась яркими губами (кадмий красный, машинально определил Борис Сергеевич) и кивнула челкой в диагональный угол.
Там, в диагональном углу также располагалась полукабинка кассы.
– А я к вам,–сказал художник,–Мне ээ… рубашку.
– Это у нас запросто,–отрывая взгляд от журнала задорно отозвалась девушка (краплак красный, промелькнуло в голове Бориса Сергеевича),–только вашего размера нету. У вас 43-44?
–44, – упавшим голосом подтвердил художник.
–То-то и оно, – с веселой укоризной сказала кассирша.
Борис Сергеевич неловко улыбнулся, почувствовал, что краснеет, двинулся вдоль длинного товарного стенда прочь. И вдруг остановился. Среди назойливой пестряди ситцевых халатиков его взгляд схватил благородно-сдержанное пятно: на блестящих никелированных плечиках висел пуловер цвета «мышиный беж». Он мысленно прикинул на себя элегантную вещь, потрогал тонкую вязку пальцами и от удовольствия зажмурился.
– Померьте, померьте, – посоветовала веселая кассирша. – У вас 54-56?
– 54, – твердо ответил художник.
–Ну вот, видите, как раз ваш размер. А у нас тут народ мелкий, третий месяц вещь пылится.
Борис Сергеевич поддел плечики за крючок, в нерешительности переступил ногами.
Девушка рассмеялась, сказала: – Я отвернусь, не буду вас смущать, – и опустила взгляд вниз, на журнал.
Борис Сергеевич натянул пуловер и осторожными движениями одернул его со всех сторон.
– Готово? – поинтересовалась кассирша.
– Готово, – отрапортовал художник и вытянулся по стойке смирно.