Отец, видимо пытаясь заставить меня опомниться, сказал мне: "Я понимаю, это трудно, но нужно жить дальше". Для меня это прозвучало смешно, но улыбнуться у меня не получилось.
– Жить, – повторил я не глядя на него, – а для чего?
Он говорил что-то о поиске других выживших и дальнейшем объединении с ними, но я слушал его через слово, совместно усердно пытаясь не расплакаться. Отец всегда таким был, но я не мог поверить, что именно сейчас, перед совершенно неминуемой смертью, он продолжает гнуть своё, закрывая глаза на то, что наше убежище находится посреди пустыря с пролегающим по нему шоссе, по которому уже никто не проедет.