– Переведите к нему мочилу, чтобы не дал сдохнуть, а вечером п – — – а без меня не подсылайте! Я сам посмотрю.
Кузя лежал на железной скамье в неудобной позе. Он хотел сползти на пол, но сломанные пальцы не давали возможности опереться, сломанные рёбра не давали возможности пошевелиться. Ещё в машине от побоев и тряски Кузя выпростал остаток содержимого желудка, а в камере изо рта текла лишь кровавая слизь. Но, несмотря на всю беспомощность, Кузя хотел ответить всем взаимностью – яростно хотел! Может быть, это придавало ему силы, но он лишь то приходил в себя, то отключался.
Когда в очередной раз открыл глаза, то заметил, что уже лежит на полу на какой-то разостланной тряпке, а рядом сидит парень в штанах и белой майке.
«Холодно ему без куртки», – подумал Кузя и снова отключился.
Он пришёл в себя, когда парень рассказывал:
– …Вот так! Она мне тайно ртуть – в еду, а я за это открыто ножом – по горлу. Всех б – — й надо мочить! Ты тоже ихнего замочил, так за это и тебе воздастся! Но лучше тебе поспешить, пока Быка не привели. Но я тебя не могу поторопить туда… Своих нельзя… Они спецом не до конца тебя, чтобы ещё поиздеваться!.. А я не могу… Ты уж прости меня, браток!..
Кузя тяжело поднял взгляд на парня и в свете угасающего дня, пробивавшегося через окно у потолка, увидел, что из его глаз текли слёзы…
И вот он оказался в полной темноте, но, постепенно привыкая к ней, заметил далёкие крапинки звёздочек…
Бо долго сидел молча, слушая рассказ Кузи, и глаза его тоже блестели.
Наконец он произнёс:
– Ты, Кузя, мне в душу проник поэмой своей откровенной! А вслед за вакутою бренной вопросов веночек возник: О чём ты мечтаешь, Кузьма? Что в жизни своей не закончил? Что б миру во благо пророчил, пока не накроется тьма?
Чуточку подумав, Кузя ответил:
– Я мечтаю о том, чтобы люди жили счастливо, чтобы не было войн, чтобы сильные не грабили слабых и не издевались. А не закончил я только то, что не вырастил детей, не научил сына строить свою жизнь. А что бы я пророчил, даже не знаю. Мне бы вашей мудрости, тогда, быть может, учил бы людей уничтожать подонков, а может, наоборот, учил бы не трогать никого…
– А как же священная месть за смерть Катерины прекрасной, за лужи кровинушки красной, за детскую боль, что не счесть?