Кузя не хотел бросаться в глаза деревенским, идя с детьми и ружьём, и решил дождаться ночи.
Но свора приехала раньше. Несколько полицейских машин окружило дом, заехав одновременно и по улице, и по задворкам. Из них высыпала масса полицейских в боевой экипировке с автоматами и заняла позиции, словно собиралась атаковать бандитскую группировку. Раздался усиленный голос, приказывавший всем выйти из дома. Голос явно принадлежал Яруллину.
Кузя понял, что детей он больше никогда не увидит, даже если и останется в живых. Он, поцеловав детей, попросил Малю помнить его и, всучив сына бабке, отправил их наружу. Сам же, в пылу и негодовании после всего произошедшего, решил умереть достойно.
Спустившись в подпол, он жаждал увидеть Яруллина, глядя в продух, но видел только рядовых полицаев. Вскоре те сгрудились под окнами, приготовившись к атаке, но атаку начал Кузя. Полицай, заглянувший в продух, получил выстрел в лицо, но лобовое стекло выдержало заряд мелкой дроби. Внешне Кузя оставался спокоен, хотя внутренне люто кипел из-за творящегося в стране произвола и готов был пожертвовать собой, лишь бы, убив одного-двоих, заставить властителей задуматься о том, что они делают. Когда ошарашенный счастливчик отвалил от продуха, Кузя, глядя снизу, увидел оттопырившуюся куртку, а под ней бронежилет. Ствол ружья тотчас влез под бронежилет и выстрелил ещё раз.
Больше выстрелить не дали. Раненого полицая оттащили, а в продух влетела газовая граната, заполнившая подпол едким дымом. Со слезящимися глазами и заклинившим дыханием на ощупь перезарядил ружьё, но кто-то выбил его из рук.
Кузю вытащили на улицу и толпой пинали на виду у всей деревни. Дорожная пыль забивалась во всё новые и новые ссадины и раны. От газа, от боли, от полного рта крови с землёй Кузя лишь хрипел.
Его били и в машине, а, привезя в знакомое здание, усадили на незыблемую железную скамью в холодной бетонной клетке.
Холодным воздухом было легче дышать, и Кузя постепенно приходил в себя.
Пришёл Яруллин и, явно наслаждаясь своей властью, выговорил массу гадостей наполовину матом, а в завершение, взяв ослабленную руку Кузи, якобы для прощального рукопожатия, заученным движением сломал ему пальцы, получив садистское удовольствие. От боли Кузя потерял сознание, а, очнувшись, услышал вдали коридора: