– Ты чё, бычара, сдох, что ли?!
Отсутствие боли рассеивало остатки страха, и Кузя уже смотрел на врага, припомнив: «Каждый десантник – это боевая машина по уничтожению врага» – теперь ощутить себя боевой машиной было уже счастьем!
– Ты чё накосячил, урка! – злобно зарычал Яруллин, обратившись к Кузе, но, заметив на себе пристальный взгляд, вдруг попятился.
Кузя сжался, как пружина автомата, готовая к выстрелу, и, подавив в себе остатки страха, вскочил навстречу обидчику – в груди что-то неприятно ёкнуло, напомнили о себе сломанные пальцы, когда опёрся о скамью, поплыли круги перед глазами, но радовало то ли отсутствие боли, то ли возможность выплеснуть накипевшее, и заплывший взгляд уже по памяти рассчитал направление и дистанцию…
Яруллин выскочил за дверь и стал спешно закрывать её, но довершить начатое ему не удалось: Кузя, почти прыжком, ударил ногой по закрывающейся двери – ударил так, что она, распахнувшись до предела, с грохотом ударилась о стену коридора…
Выйдя в коридор, Кузя увидел лежащего Яруллина, мозги которого стекали по стене.
– Вот так просто? – спросил себя Кузя, глядя на поверженного врага.
Послышался топот ног по лестнице. Кузя щёлкнул выключателем – в камере свет погас, но осталась гореть лампочка в коридоре. Удар руки сшиб лампочку и вновь напомнил о сломанных пальцах: напомнил не болью, а их ватностью. Коридор должен был погрузиться во тьму, но Кузя всё видел в каком-то зеленоватом свете. Он видел, как тело Яруллина передёрнулось в конвульсиях, как в коридор вошли несколько человек и, блуждая глазами, позвали: «Товарищ полковник». Один из них приказал принести фонарь, но Кузя уже шёл им навстречу. Жажда расквитаться угасала с каждым наказанным, но Кузя не оставил без внимания ни одного оказавшегося рядом. Он уже старался не действовать правой, от которой росло ощущение мокроты. Росла и тошнота от всего происходившего.
Когда Кузя добрался до «проходной», раздался сигнал тревоги и затрещала автоматная очередь. На миг подумалось: «Это всё!», – но очередь оказалась как будто холостой.
Стрелявший дежурный остался вмятым в стол, за которым спрятался, а Кузя подошёл к большому окну, за которым стояли в рост подполковник и майор, глядя расширенными глазами. Стекло, скорее всего, было пуленепробиваемое, но рассыпалось даже от левого кулака. Подполковник и майор стреляли вместе, но участь кулака нашла и их.