***
Шел две тысячи двенадцатый год. Мне было шестнадцать, и моя душевная организация страдала максимализмом. Обрывки знаний о жизни, цитаты и мудрые мысли из книг, собственные переживания и опыт сливались в мрачный комок. Я радовалась, что наконец-то уехала из ненавистной деревни, больше не делю одну комнату с родителями и скоро закончу лицей, в котором самое приятное событие – обед в столовой, затем перееду в большой город и наконец-то буду счастлива. Мой разум не замечал противоречий, но уже тогда я могла рассуждать о том, как «правильно» относиться к себе и другим, любила поучать и наставлять друзей и даже родителей, но не следовала своим же, бесспорно, светлым советам. Я ждала выпуска из школьной жизни, принесшей мне столько печали за одиннадцать лет, мечтала о свободе и, одновременно с этим, не скрывая восторга, верила в апокалипсис – главный инфоповод того года – и молилась, чтобы весь мир просто исчез. И я вместе с ним.
Подросткам такого типа, должно быть, полезно показывать страшную сказку про Джона Крамера1, который внезапно придет, чтобы сыграть в игру, где ты, судя по статистике из фильма, с большей вероятностью проиграешь. А мораль истории такова, что игра Джона пробуждает неистовое желание вернуть «все как было», но это продлится лишь минут пять, а потом ты просто умрешь. Мы часто проигрываем, когда обиды, страх и жалость к себе становятся сильнее воли к жизни. Обидная, страшная, но правдивая сказка, если воспринимать ее метафорически.
Я смотрела ее кучу раз, под аккомпанемент макарон с кетчупом во время самых кровавых моментов – когда все впечатлительные закрывают глаза и отворачиваются, понимая смысл и восторгаясь глубиной идеи, но не впуская ее внутрь себя по-настоящему. Подростки любят такие истории, наверное, потому что где-то в глубине души знают – они уже перестают быть беззаботными детьми, и очень скоро Джон Крамер в обличии самой жизни придет с ними поиграть. Тогда метафора обрастет реальностью, а горькая мораль зарубцуется где-нибудь на видном месте.
Я не зря так хотела сбежать и отделиться от дома. Атмосфера у нас была всегда тяжелая и бездушная. Мама, папа, бабушка и дедушка бесконечно ругались между собой. От спора о том, как правильно варить суп они удивительным образом переходили к скандалу, в котором в хронологическом порядке перечисляли все грехи прошлого. Когда собственные списки подходили к концу, в ход шли аргументы по типу: «да твоя мать, да твой отец, да твои родственнички, да твой бестолковый брат». Какое-то время я страдала и пыталась спрятаться, чтобы этого не слышать – ведь меня любили, и я тоже не относилась ни к кому плохо, но вскоре появился аргумент: «да твоя дочь». Я была замешана и вовлечена в процесс бесконечных ссор, нарушения личных границ, отсутствия тепла и простого человеческого понимания друг ко другу.