Тетя Поля оперлась на забор, окликнула мать. И он снова прислушался. И снова ничего. Против воли вспоминал их самую первую поездку к террикону. И как она неслась по обочине. Сумасшедшая. Никакого ума нет. Он думал разозлиться на нее. Но злиться по-настоящему не очень получалось.
Вот они. Идут обратно. Бабушка прихрамывает и подволакивает ногу. Таня несет сумку, смотрит в землю. Не видят его… А спустя полчаса она выкатывается верхом на этой своей невозможной железке и, привстав, стремительно скрывается за поворотом…
Он молча выкатил старый велик, запер гараж и устремился вслед. Мать взглянула украдкой. Вниз, вниз, вниз. Разбитая дорога, железнодорожная одноколейка, поворот к террикону. Катясь по заросшему травой проселку, он уже знал, что ее там нет. Но все крутил педали, пока не учуял едкий запах, не увидел дымящиеся розовые камни, ручей в стороне. Вокруг покачивалась подросшая пыльная трава с натыканными в ней седыми грязными одуванами…
Невозможно остановиться, невозможно вернуться, снова и снова напряженно слушать, кто что скажет. Он колесил по округе, убеждая себя, что никого не ищет. Или ищет? Зачем, что он ей скажет? Просто увидеть. И страшно найти…
Назавтра с утра ее платье снова мелькнуло и исчезло.
Делая вид, что идет по делу, он обходил улицы, время от времени кивая знакомым, смотрел тут и там. На задах поселка он, наконец, увидел ее: она сидела на траве, и какой-то сопливый пацан играл в куче песка неподалеку.
Сердце обмерло и упокоилось. Он подошел и сел рядом. Таня взглянула удивленно, но ничего не сказала.
– Ты кто? – сурово спросил пацан.
Саша не ответил. Они сидели и молчали.
Как это она так забыла о нем?
А он забыл, как с ней легко. Вот думал, что сказать. А ничего не надо. Но не смотрел, держал глаза в другой стороне.
Таня украдкой взглянула. Кажется, можно ничего не говорить.
Скрипнула калитка, Даша вышла и приостановилась. Саша оглянулся:
– Привет.
– Привет, – отозвалась та.
Таня удивилась.
– Ну, я пойду, – он поднялся.
Валерка замахнулся и швырнул в него горсть песка.
– Ах ты, поросенок! – Даша покраснела.
Но шкет и не думал отступать. Он набрал вторую горсть и принял угрожающую позу.
Саша смотрел на него и смеялся, качал головой, вытирал глаза. Потом глянул на Таню и слова сложились сами:
– Завтра в четыре можешь?